Он замолчал, уставившись в стол, словно забыл о девушке, сидящей напротив. Инга пошевелилась. Вася посмотрел ей в глаза и тут же отвел взгляд.
– Я бросился к Ростику, – сказал он медленно, все так же не глядя на нее, – сам не знаю почему. Ведь я ничего не знал тогда. Я не подозревал, что это он вас… Пытаюсь вспомнить, что я тогда думал, и не могу, провал в памяти какой-то. Возможно, я догадывался подсознательно. Может, бежал к нему, как к ближайшему другу, моему второму «я»… Не знаю… не помню… Я нашел его не сразу. Дома его не было, на даче тоже. Мобильник не отвечал. Знаете, Инга, такого страха я не испытывал за всю свою жизнь. Леночка исчезла так внезапно. Мама была сама не своя. Но это я сейчас понимаю, а тогда и внимания не обратил. Ростику она нравилась… Он подвозил ее в город несколько раз. И слова Тамирисы за столом. Я не помнил точно, что-то о любви… Я рассмеялся тогда, Тамириса только о любви и говорила… Я повернулся в Ростику, и меня поразило его лицо – он смотрел на Тамирису с такой злобой, что мне расхотелось шутить. Слова, жесты, взгляды – все начинало приобретать новый смысл. А потом я увидел ее в кладовке…
Ночь я провел на вокзале, а утром меня осенило – я вспомнил об этом доме, он принадлежал тетке Наташи.
Я не ошибся. Он был здесь. Вы оба были здесь. Ростик находился в страшном состоянии, почти невменяемом. Я боялся спрашивать его, да и не хотел, если честно. Самое главное, вы целы и невредимы. Я до сих пор не могу поверить, что эти убийства… что это правда. Не могу! Не верю! Мне очень тяжело… он был мне братом! Да что братом, он был мне ближе брата! Самый близкий человек, от которого у меня не было секретов. И сейчас я думаю, что если бы я был внимательнее, то, может… Я виноват… Господи, как же мне плохо! – Вася закрыл лицо руками…
Инга сидела и молча смотрела на него. Она чувствовала, что еще немного – и она тоже расплачется. Не от жалости к Ростику, которого жалел Вася, а от жалости к себе, к Леночке, к неизвестной Наташе, к другим девушкам… Она отметила, что Вася говорит о Ростике в прошедшем времени, но не стала ни о чем спрашивать. Хватит с нее чужих тайн… Она испытывала лишь одно желание – убраться отсюда как можно дальше и никогда больше не слышать ни о Васе, ни о его друге Ростике. Навсегда вычеркнуть их из своей памяти. Если удастся. Как ни странно, она не испытывала благодарности к Васе за спасение, то есть разумом она, конечно, понимала, что, если бы не он, кто знает, что случилось бы с ней, но чувства ее восставали против этого странного плачущего парня. Видимо, слишком прочно связывала она их обоих в одно целое.
И еще одно желание имелось – упасть на постель и потерять сознание.
…– Не бросай меня, – просит Ростик. – Не отдавай меня.
– Не отдам, – ответил Вася. – Не бойся, все будет хорошо… не бойся.
– Ты ничего не знаешь…
– Знаю, я все знаю…
– Помоги мне! – Ростик смотрит на друга глазами затравленного животного. – Не бросай меня!
Они сидят на кровати, держась за руки.
– Все будет хорошо, – повторяет Вася. – Я с тобой.
– Не будет. Уже не будет… Ты мне поможешь? – Взгляд его странно настойчив. – Ты понимаешь меня? Господи, как мне страшно! Прости меня! Помоги мне!
– Пей! – говорит Вася, обнимая его за плечи и приподнимая с подушки. – Пей! Все будет хорошо, ты сейчас уснешь…
– Спасибо, – шепчет Ростик, – спасибо. – Он откидывается на подушку, с улыбкой смотрит на Васю…
Глава 16
Радости земные
Они шли, удаляясь от реки, по едва заметной тропинке через луг. Было жарко почти по-летнему, на небе – ни облачка. В тонко звенящем знойном мареве плыли кусты цветущей калины. Высокие травы клонились под теплым ветром и трогали колени Инги, глубокая синева над головой звенела голосами жаворонков, и переливалась живым серебром полоска реки в желтых песчаных берегах. Далеко впереди сверкало вытянутое подковой Магистерское озеро – цель их путешествия. Инга шагала впереди, Шибаев – замыкающим. Она поминутно оглядывалась, будто ожидая его, а на самом деле совсем не поэтому. Они обнимались и стояли так минуту или две, потом Инга шла дальше, растрепанная, с горящим от яркого солнца лицом и сияющими глазами. Они направлялись к озеру, где у Алика Дрючина была рыбацкая хижина.
– Почему Магистерское? – удивилась Инга.
– Владелец озера, помещик Якушкин, был тайным масоном, – объяснил начитанный Алик. – Чуть ли не Великим магистром, по слухам. Говорили, в озере утопилась его молодая жена, но это уже совсем другая история.
От озера мало что осталось. Во времена помещика Якушкина оно было, несомненно, большим, лежало в кривоватой низине. Берега его густо заросли ивняком, аиром, бело-розовыми водяными лилиями и желтыми кувшинками. Ветер гулко шлепал по воде их темно-зелеными круглыми листьями. Только середина озера была чистой и сияющей, слегка подернутой рябью. Было тихо, но тишина состояла из множества маленьких звуков и шумов, как, говорят, белый цвет состоит из многих других оттенков. Стрекотали кузнечики, звенели стрекозы, шелестел ветер в верхушках трав, и журчал родник где-то рядом. Природа была первозданной и, предоставленная сама себе, нисколько не скучала по человеку. Здесь особенно отчетливо понималось, что человек ей не нужен, что никакой он ей не хозяин, а так, временщик-пользователь. Не то чтобы она источала какие-то враждебные токи, предупреждая: «Эй, сюда не нужно! Уходи!» – но что-то чувствовалась… что-то разлито было в воздухе…
Рыбацкая хижина вросла в землю и завалилась набок, щелястая дверь была закрыта на колышек, привязанный к веревочке. Подслеповатые окна потускневшего от времени стекла подозрительно уставились на непрошеных гостей. Дверь со скрипом отворилась, но не до конца, застряла на полпути. Из темного нутра пахнуло сыростью. Шибаев рванул створку на себя, и она, жалобно скрипнув, повисла на одной ржавой петле.
– Избушка Бабы-яги, – сказала Инга, с опаской заглядывая в хибару.
– Обычная рыбацкая хижина. – Шибаев, нагнувшись, вошел внутрь. Пол под ним угрожающе затрещал.
– Нужно проветрить. – Инга подошла к столу, где лежал обглоданный заплесневелый кусок хлеба. – Паутины сколько! Алик что, не бывает здесь?
– Вряд ли. Это наследство от бабушки. Алик любит комфорт. А здесь ни горячей воды, ни бара. Есть, правда, примус. Но костер все равно лучше… Ты когда в последний раз сидела у костра?
– Не помню. Мы когда-то осенью жгли листья… давно, в другой жизни еще.
– Листья – это не то. Рыбу я тебе не обещаю, но костер будет… – Он обнял ее сзади, развернул к себе.
– Ши-Бон, – попросила Инга, – пошли на солнце! Здесь как-то жутко!
Они лежали в траве нагие под лучами оранжевого послеполуденного солнца. Истома, умиротворение, покой, разлитые в природе, передались им. Инга смотрела в бездонное синее небо, покусывая травинку. Шибаев приподнялся на локте, заглянул ей в лицо. Она скользнула взглядом по его выпуклой груди, сильным рукам, положила ладони ему на плечи и притянула к себе.
