— Ты разослала заявления в университеты? — спросил Конлан, раздавая карты.
На Лорен он не смотрел. Энджи хорошо знала этот старый репортерский трюк: не смотри на собеседника, пусть он думает, что вопрос несущественный, что ответ тебя не очень интересует.
— Да, — ответила Лорен, не отрывая взгляда от своих карт.
— В какие?
— В Южную Калифорнию. В Пеппердайн, Стэнфорд, Беркли, Университет Вашингтона и в Калифорнийский в Лос-Анджелесе.
— Ты думаешь, что сможешь учиться в университете?
Энджи прекрасно поняла, что имел в виду Конлан.
Она вскинула голову.
Что же касается Лорен, то на этот раз она оторвалась от карт и твердо посмотрела на Конлана.
— Я буду учиться.
— Тебе придется тяжело, — сказал он, вытаскивая карту и собираясь ходить.
— Не хочу показаться грубой, мистер Малоун, — уверенно проговорила Лорен, — но жизнь вообще тяжелая штука. Я получила стипендию в «Фиркресте», потому что никогда не сдавалась. По той же причине я получу стипендию и в университете. Чего бы это ни стоило, я ее получу.
— У тебя есть родственники, которые могли бы помочь?
— Мне помогает Энджи.
— А где твоя семья?
Ответ Лорен прозвучал очень тихо:
— У меня никого нет.
Бедняга Конлан! Энджи увидела, как он растаял — в одно мгновение, сидя во главе стола, с картами в руке. Маска хладнокровного репортера исчезла, и за ней возникло лицо обеспокоенного человека. Энджи видела, что он пытается справиться с эмоциями, которые овладели им, и она поняла: он уже попался в ловушку, поддавшись на слезы, заблестевшие в глазах девочки.
Конлан прокашлялся.
— Энджи говорила мне, что тебя интересует журналистика.
Вот так: прочь с зыбкой почвы, переберемся на возвышенность.
Лорен кивнула. Она вела, имея на руках двойку бубен.
— Да.
Конлан пошел с короля.
— Может, когда-нибудь тебе захочется поработать со мной. Я представлю тебя кое-каким людям, помогу увидеть работу репортера изнутри. И давай сразу перейдем на «ты».
Энджи стало ясно: допрос закончился, начался приятный вечер в хорошей компании. Они еще с час поиграли в карты, Конлан рассказал несколько забавных историй из своей практики, Энджи и Лорен поведали о своих неудачах на кухонном поприще. Около десяти зазвонил телефон. Это был Дэвид, он звонил из Аспена. Лорен ушла наверх, чтобы поговорить с ним.
Конлан повернулся к Энджи. Впервые за вечер он решился посмотреть на нее.
— Зачем ты приехал? — спросила она.
— Сегодня же сочельник. А мы семья.
Ей захотелось броситься ему на шею, расцеловать его, но она напомнила себе, что, хотя они и прожили в любви многие годы, сейчас, как-никак, они были в разводе.
— Привычка — не самый весомый повод.
— Согласен.
— Это начало?
Конлан не успел ответить, потому что в комнату влетела сияющая Лорен.
— Он скучает по мне, — сообщила она, усаживаясь за стол.
Энджи и Конлан тут же уткнулись в свои карты. Еще час они провели, болтая ни о чем, но Энджи этот вечер показался чудесным. Она наслаждалась каждым мгновением, и, когда в полночь Лорен объявила, что идет спать, она попыталась удержать ее — уж больно ей не хотелось, чтобы волшебный вечер заканчивался.
— Энджи, — возразил Конлан, — пусть девочка вдет в кровать. Ведь Санта не придет, если она не заснет.
Лорен засмеялась. От ее юного, девчачьего, полного надежд смеха у Энджи потеплело на душе.
— Всем спокойной ночи, — сказала Лорен и обняла Энджи. — С Рождеством, — прошептала она ей, а затем, отстранившись, добавила: — Этот сочельник — лучший в моей жизни. — Улыбнувшись на прощание Конлану, она ушла.
После ее ухода в комнате стало слишком тихо.
— Как ты выдержишь ее беременность? — после непродолжительной паузы спросил Конлан странным тоном. Казалось, для него было мукой произносить каждое слово. — Сможешь ли ты не сломаться, глядя на то, как растет ее живот, чувствуя, как ребенок пихается, покупая для него одежду?
— Будет больно.
— Да.
Взгляд Энджи был тверд, а вот голос звучал неуверенно.
— Но еще больнее будет, если ей не помочь.
— Мы уже проходили через это.
От внимания Энджи не укрылось это «мы». С Сарой Деккер они тоже играли в карты и смотрели телевизор, покупали ей одежду. Но тогда их связывал нерожденный ребенок.
— Нет, — возразила она, — не через это.
— Энджи, ты слишком легко поддаешься надежде. Именно это и погубило нас. Ты не умеешь расставаться с мечтами.
— У меня только и было, что надежда.
— Нет. У тебя был я.
Энджи не могла не признать его правоту, и от этого груз прежних ошибок еще больше давил ей на плечи.
— Давай сегодня не будем смотреть в зеркало заднего вида. Я люблю тебя. Разве сейчас тебе этого не достаточно?
— То есть сегодня?
Она кивнула.
— Алкоголики живут одним днем. Может, и нам, давним любовникам, стоит это попробовать.
Конлан наклонился к ней, рукой обнял ее за шею и притянул к себе. Их взгляды встретились, ее — сияющий, его — тревожный от беспокойства. Он поцеловал Энджи, и для нее этот поцелуй стал всем, в чем она нуждалась. Ведь она даже не рассчитывала на такое счастье. В следующее мгновение он подхватил ее на руки и понес наверх, направляясь в ее прежнюю спальню.
Она засмеялась:
— Нет-нет, в главную. Мы же уже взрослые.
Он спиной толкнул дверь, прошел в комнату и ногой захлопнул створку.
На следующее утро, проснувшись, Энджи почувствовала, что у нее болят все мышцы. Она перекатилась на бок, прижалась к Конлану и поцеловала его в волевой подбородок.
— С Рождеством! — прошептала она, гладя его по обнаженной груди.
Он тут же проснулся и сонно заморгал.
— С Рождеством!
Энджи долго-долго смотрела на него, и в ней разрасталось желание, настолько сильное, что причиняло сладкую боль. Она ощущала, что их сердца снова бьются в унисон. Она все помнила: и хорошие времена, и плохие, и период безвременья, разделивший их, но своим поцелуем она снимала с их отношений весь этот слой, нанесенный годами, и сейчас чувствовала себя молодой, беззаботной и полной надежд.
Энджи с благоговением погладила его по щеке. Наверное, то же самое испытывали женщины, когда их мужья возвращались с войны: любовь, обновленную, мощную, которой они уже и не ожидали от себя, и грусть.
