Руки Фентона судорожно сжали решетку.
— …но все же я офицер короля и заместитель коменданта Тауэра.
Фентон отвернулся от окна.
— Вы меня испугали до смерти! — любезно сообщил он. — Две недели назад я был болен и стыдился собственной слабости. Теперь, откровенно говоря, я с удовольствием поверг бы в такое же состояние кого-нибудь еще. Зовите ваших тюремщиков, добрый сэр, и посмотрим, что с ними можно сделать при помощи ножки стола или стула.
Но полковник Хауард как будто не слышал его.
— «Hunc igitur terrorem animi, tenebrasque necessest…»
[124]
, — пробормотал он и поднял глаза. — Значит, вы не хотите узнать, как ваш достойный и верный друг получил наконец свою награду?
Фентон неуверенно посмотрел на дверь и кивнул. Полковник Хауард вернулся к столу, сел и взял книгу сатир Ювенала
[125]
.
— Я сам был тому свидетелем, — начал он, как бы машинально поглаживая книгу. — Хотя я редко покидаю Тауэр, два дня назад сэр Роберт послал меня с поручением к его величеству. Король с несколькими джентльменами играл в pele-mele на Молле. Они били по мячу, бегали в пыли и кричали, как школьники.
Полковник перевернул в руках книгу.
— Вскоре, — продолжал он, — король подал знак. Крики прекратились, пыль осела, а деревянные молотки унесли. Я увидел, как приближается Джонатан Рив на своих распухших подагрических ногах, опираясь на руку милорда Дэнби.
Мистер Рив, конечно, не знал, какой сюрприз его ожидает, и вы можете себе представить, как он выглядел. В залатанном черном костюме, с огромным животом, старой шпагой и длинными седыми волосами, делающими его похожим на весьма потрепанного архиепископа, он, прихрамывая, но с гордым видом направился прямо к королю, опустился на подагрическое колено и низко склонил седую голову, чего на публике не делали уже много лет,
Один или двое присутствующих усмехнулись, но король посмотрел на них, и они притихли. Его величество, стоя в пыльном костюме и парике, казался смущенным и в то же время очень похожим на своего отца.
«Нет, я не собираюсь посвящать вас в рыцари, — сказал он, и внезапно его зычный голос зазвучал как труба: — Встаньте, граф Лоустофт, виконт Стоу, и займите подобающее вам место. Вам возвращены титул и поместья, хотя это скромная награда такому человеку, как вы!»
И тогда граф Лоустофт прошептал лишь одно слово: «Сир!» Все столпились вокруг него, помогая подняться и почтительно обращаясь к нему. Но спустя четверть часа после постигшего его великого счастья Джонатан Рив скончался.
Полковник Хауард умолк и бросил на стол том Ювенала с шумом, пробудившим полузагипнотизированного Фентона.
— Скончался? — повторил Фентон, поднеся руку к глазам.
— Увы, да.
— Но почему?
— Вспомните, ему ведь было восемьдесят лет. Такие почести после десятилетий бедности и насмешек оказались для него непосильными. Возвращаясь в королевской карете домой — в какую-то захудалую таверну на Ред-Лайон-Филдс — он, казалось, дремал, пока кучер не услышал слабый крик: «Да хранит Бог короля Карла!» После этого его не стало.
Опустившись на деревянную койку, покрытую соломенным матрасом, Фентон обхватил голову руками.
— Мне пришло в голову, — продолжал полковник Хауард, — что у вас есть еще один верный друг. Вы называете его Джайлсом Коллинсом. Нет, не бойтесь! С ним все в порядке. Но известно ли вам, кто он на самом деле?
— Ну, — ответил Фентон, прижимая ладони к вискам, — я припоминаю, что Джайлс задал мне однажды похожий вопрос, когда мы с ним упражнялись в фехтовании. Он спросил, говорил ли мне мой отец, кто он такой.
— Слышали ли вы когда-нибудь о дворце Вудсток? — осведомился полковник.
Фентон выпрямился.
— В октябре 1649 года, — медленно продолжал его собеседник, — спустя восемь или девять месяцев после убийства короля Карла I, группа круглоголовых комиссаров была послана во дворец Вудсток с целью разграбить и разрушить там все, что возможно. Однако 2 ноября они в ужасе бежали оттуда, напуганные тем, что казалось проделками злых духов.
Фентон издал восклицание. Теперь он вспомнил об этом происшествии.
— Ага! — пробормотал полковник Хауард, искоса взглянув на него. — Тогда мне не нужно пересказывать злоключения комиссаров, о которых они поведали в отчете, столь же комичном, как любая пьеса мистера Шедуэлла
[126]
. Отмечу только, что вовсе не призраки обливали их грязной водой, опрокидывали свечи, прятали их одежду в запертых спальнях, стреляли из пушки.
Автором этих проделок был их благочестивый писец — в действительности тайный роялист. С помощью двух сообщников, люка, пороха и нескольких химических препаратов он заставлял голубое пламя подниматься даже из pot-de-chambre
[127]
. Писец именовал себя Джайлсом Шарпом, но его настоящее имя было Джозеф Коллинс по прозвищу Шутник Джо — в деревнях под Оксфордом его почитают и поныне
[128]
.
В действительности этот человек был дворянином, — продолжал полковник, — и лучшим фехтовальщиком среди кавалеристов сэра Томаса Дрейкотта в битве при Вустере в 1651 году!
[129]
Но, будучи бедняком, он был вынужден исполнять обязанности лакея. Надеюсь, вы поняли, что получится, если соединить его два имени?
— Конечно, — ответил Фентон, вцепившись в борта деревянной койки. — Джайлс Коллинс, который в моем присутствии вел себя то как клерк-пуританин, то как Шутник Джо, не потерялся бы ни среди добрых, ни среди злых духов.
Снова полковник Хауард бросил на него быстрый взгляд. Глаза Фентона блестели, но не от радости.
— Позвольте мне рассказать вам, — заговорил он, — чем занимались эти круглоголовые комиссары. В их задачу входило изгадить все, что принадлежало королю Карлу I. Его спальню они использовали как кухню, а столовую — как дровяной склад. Они разбили окна с витражами, изуродовали статуи, изрезали ножом картины, уничтожая все прекрасное и возвышенное…
Фентон внезапно умолк. Длинные пальцы полковника судорожно сжали курительную трубку, отчего она разломилась надвое.
— Отлично! — воскликну Фентон.
— Что? Вам по нраву эти кощунства?
— Нет, вы неверно меня поняли. Впервые за время нашей беседы вы проявили человеческие чувства.
