Лидия мечтательно вздохнула.
Иногда вечерами, когда все уже расходились по домам, они прогуливались по Сент-Джеймсскому парку, стоя у пруда, сделанного по приказу короля, с утками, журавлями и даже фламинго. А однажды днем Фентон собрался отправиться с Лидией в Сити и посетить театр.
Ему было известно, что Герцогский театр
[84]
некоторое время назад переехал с Линкольнс-Инн-Филдс в новое здание на Дорсет-Гарденс, в Уайтфрайерс. Им незачем было добираться туда по шумному, перепачканному сажей Стрэнду. Они решили ехать по воде — самым приятным способом передвижения при наличии времени и денег.
Щеки Лидии раскраснелись, а глаза сверкали от бурной радости. Она решила надеть свое лучшее платье — серо-голубое с серебром. Лидия стояла перед зеркалом, пока Джудит Пэмфлин помогала ей с побледневшим от злости лицом и губами, ибо она знала о намерении ее хозяйки посетить театр, что являлось грехом.
Фентон, прислонившись к стене, наблюдал за тем, как Лидия одевается. Если бы у Джудит хватило смелости, то она убила бы его без всяких угрызений совести. Она и Фентон словно символизировали круглоголового и кавалера, которые никак не могут вступить в поединок.
Фентон давно бы избавился от Джудит, если бы не ее преданность Лидии. В отличие от горничной, он ненавидел не ее саму, а ее пуританские замашки. Достигнув компромисса со слугами относительно ежемесячной ванны, Фентон знал, что мисс Пэмфлин не согласится и на это. Так оно и вышло. Тогда Фентон пригрозил собрать всех слуг, приказать Большому Тому в их присутствии раздеть ее, поставить под насос и держать там, пока вся вода не кончится. Джудит пришлось подчиниться.
Но теперь, когда речь зашла о театре, Джудит больше не могла сдерживаться и не высказать своего мнения по этому и другим терзающим ее вопросам.
— Этот человек, — резко обратилась она к Лидии, кивнув в сторону Фентона, — затягивает тебя все сильнее в пучину плотских страстей!
Фентон молча ожидал продолжения.
Три недели назад Лидия всего лишь пробормотала бы какие-нибудь успокаивающие слова. Теперь же она повернулась и уверенно ответила:
— Не вижу ничего плохого в плотских страстях! Разве я не его жена?
Джудит предостерегающе подняла палец.
— Жена или нет, похоть — грех в глазах Господа…
— Стоп! — негромко произнес Фентон. Вцепившись в пояс под атласным жилетом, он шагнул к ней.
— Женщина, — продолжал Фентон, — некоторое время назад я приказал тебе не нести свой пуританский вздор в присутствии моей жены. Ты ослушалась меня. Теперь убирайся из этой комнаты. Больше ты не будешь прислуживать миледи.
Джудит Пэмфлин открыла рот, чтобы заговорить.
— Уходи! — приказал Фентон.
Когда она выходила, Фентон видел в ее глазах только дикую жажду мести, к которой, очевидно, свелись все ее мысли. Причем Джудит хотела обрушить на него не личную месть, а отмщение Господа, чью волю знали только она и ее секта индепендентов. Фентон чувствовал, что теперь ему придется ожидать угрозы и с этой стороны.
— Странно! — пробормотала Лидия, когда дверь за Джудит закрылась. В ее голосе слышались удивление и смех. — Я совсем не испытываю угрызений совести.
Она повернулась, сияя, и присела перед Фентоном в реверансе.
— Если это платье тебе не нравится, — сказала она, внезапно становясь серьезной, — то клянусь, что я разрежу его на куски!
— Мне все в тебе нравится, Лидия, — так же серьезно ответил Фентон. — То, что ты говоришь, делаешь, думаешь… Что касается платьев, то можешь забить ими хоть весь дом, так же как и безделушками, драгоценностями, часами и всем, что придет тебе на ум. Когда в следующий раз ты пошлешь в Ковент-Гарден к твоей миссис… — он щелкнул пальцами, припоминая имя, — миссис Уиблер…
Лидия отвернулась и вздрогнула.
— Я уже больше двух недель не посылала никого к миссис Уиблер, — наконец ответила она. — Я посылала в Новую биржу или к мадам Ботан под вывеской «Ла Бель Пуатрин», так как боялась, что… что у миссис Уиблер все слишком дорого.
Фентон застегнул на шее Лидии голубую накидку с серебряным кружевом. К своему левому плечу он прикрепил пряжкой плащ. С таким же успехом его можно было прикрепить и к правому плечу, но это мешало бы правой руке орудовать шпагой.
— О цене не беспокойся. А вот la belle poitrine
[85]
, — улыбнулся Фентон, — нам и в самом деле необходима. Позволь напомнить, дорогая, что спектакль дневной, а не вечерний, и нам следует поторопиться.
Лестницы Уайтхолла, спускавшиеся к реке, были открыты для удобства путешествующих по Темзе. Спустившись вместе с Лидией по дубовым ступеням, почти сгнившим внизу, Фентон усадил ее в лодку, на корме которой сидел толстый веселый перевозчик с длинными веслами.
Так как было время малой воды, брызги почти не беспокоили сидевших в лодке, да они и не обращали на них внимания. Лидия и Фентон сидели лицом к гребцу, глядя на восток.
— День не особенно солнечный, но и не пасмурный, — заявил лодочник, в чьи обязанности входило развлекать пассажиров. — Я выведу лодку на середину реки и благополучно доставлю вас к… ?
— Пристани Уайтфрайерс.
На серых, тускло поблескивавших водах Темзы покачивалось множество суденышек, на некоторых из них виднелись белые паруса. Легкий прохладный бриз шевелил поля шляпы Лидии. С левой стороны поток катился мимо выходящих к реке тяжелых каменных ворот домов знати, намывая грязные отмели на тыльные стороны старых построек Стрэнда, в сторону окутанного туманом Сити.
В Герцогском театре в Дорсет-Гарденс Фентон обнаружил многое из того, что ожидал увидеть. Фентон занял боковую ложу, образующую небольшое пространство у кирпичной стены и ограниченное четырьмя каменными колоннами. Но сцена обладала солидными размерами, а после смерти сэра Уильяма Дейвенанта
[86]
его сын обеспечивал великолепное оформление, которому сопутствовали изобретенные Беттертоном передвижные декорации.
Подобно всем знатным дамам, Лидия надела черную маску, как только они вошли в театр. Это было единственным известным ей правилом посещения подобных мест, и оно казалось весьма привлекательным.
— Пьеса будет смешная? — с интересом шепнула Лидия, вцепившись в руку Фентона, когда они усаживались в боковой ложе.
В маленьком, переполненном, дурно пахнущем помещении множество тусклых свечей придавало величие безвкусным восточным декорациям.
— Нет, любовь моя, — ответил Фентон. — Это «Ауренгзеб», трагедия в стихах мистера Джона Драйдена. Тебе следует знать, что сей знаменитый автор был недавно высмеян в остроумной комедии, написанной герцогом Бакингемом
[87]
.
