Среди тяжелых запахов, исходивших от сточной канавы в середине улицы, колеса с железными ободами скрипели по булыжникам мостовой, возницы отчаянно ругались, уличные торговцы громогласно рекламировали свои товары, лудильщик зазывал клиентов, колотя в медный чайник. Но громче всех кричали подмастерья, стоящие у дверей лавок.
— Материя, сэр! Потрогайте — совсем, как бархат, но всего за четверть цены!
— Лилейно-белый уксус!
— Не нужно ли вам починить медный или железный котел, чайник, кастрюлю или сковороду?
— Превосходный бордель! — кричал лорд Джордж Харуэлл в ухо своему спутнику. — Никогда не видел ничего подобного! Куда там заведение мамаши Кресуэлл!
— Что, еще лучше?
— Истинный храм Венеры, будь я проклят!.. Черт возьми, Ник, смотри по сторонам, не то угодишь под колеса или свалишься в канаву!
Беспокойство по этому поводу продолжалось с тех пор, как Джордж и Фентон двинулись на восток по Пэлл-Молл. Пройдя высокую живую изгородь Весенних садов, они свернули на юг и вышли на открытое пространство, сухая земля которого была утоптана множеством солдатских сапог.
— Что с тобой, Ник? — впервые осведомился Джордж.
Глаза его спутника были остекленевшими и полузакрытыми. Очутившись на открытом пространстве, Фентон, продолжая идти вперед, начал поворачиваться в разные стороны. Замечая что-то знакомое, он молча открывал и закрывал рот, как бы произнося про себя его название.
Джордж стал проявлять беспокойство. Дойдя до конной статуи Карла I, он положил руку на руку друга.
— Черт возьми! — воскликнул Джордж. — Не мог же ты успеть, прежде чем вышел из дома, выпить столько кларета, чтобы дойти до такого состояния!
Фентон, сердито отмахнувшись, ткнул пальцем в пространство.
— На севере, — осведомился он, — находятся Королевские конюшни, где расквартированы солдаты?
— Разумеется! Можно подумать, что ты никогда, стоя здесь, не слышал барабанного боя!
— На северо-востоке церковь Святого Мартина в Полях?
— Конечно! Но…
— А на юге, — продолжал Фентон, повернувшись в упомянутую сторону, — Кинг-Стрит. Слева…
Он указал рукой на группу старинных зданий из красного кирпича, полускрытую туманом и протянувшуюся на полмили между Кинг-Стрит и берегом реки.
— Дворец Уайтхолл, — сказал Фентон, передвигая руку. — Справа, за железной оградой и живой изгородью, королевский сад, а за ним Сент-Джеймсский парк.
— Ник, задняя сторона твоего дома выходит на Сент-Джеймсский парк! Где же ему еще находиться?
Фентон все еще глядел в сторону Кинг-Стрит, на квадратную башню из красных, синих и желтых кирпичей, с флюгером на каждом углу. Она стояла посредине улицы и имела внизу арку, открывающую путь в Вестминстер.
— Это ворота Хольбейна, — промолвил Фентон. — А на юго-западе должна быть дорога в Весенние сады.
Тревога Джорджа рассеялась, и он начал посмеиваться. Если Ник притворяется, что незнаком с Весенними садами — местом действия «Любви в лесу» мистера Уичерли
[51]
(прыткий парень всегда занимался там любовью) — то он не безумен, а просто мертвецки пьян. Хихиканье Джорджа перешло в громкий смех. Когда же Ник успел…
— Прошу тебя, не смейся надо мной, — заговорил Фентон, так побледнев, что Джордж затих с открытым ртом. Фентон облизнул губы. Посмотрев на восток, в сторону Нортамберленд-Хауса, Новой биржи и начала Стрэнда, он снова повернулся, подошел к статуе, подобрал у ее подножья горсть земли и пропустил ее между пальцев.
— Я здесь, — прошептал Фентон.
Но Джордж забыл обо всем, когда они начали пробираться сквозь толпу на северной стороне Стрэнда. Он с увлечением описывал достоинства различных борделей, когда Фентон, по-прежнему глазевший по сторонам, едва не угодил под колеса катафалка.
— Послушай, Ник, — успев оттащить друга, заговорил Джордж, не столь сердито, сколь встревоженно. — Мне абсолютно наплевать, кто сколько пьет — это дело вкуса. Но…
— Прошу прощения, — ответил Фентон, пытаясь прочистить глаза от сажи. — Моя голова уже полностью свободна от винных паров.
— Вот и отлично! Тогда не таращи глаза в разные стороны, иначе…
— Иначе я свалюсь в сточную канаву?
— Но здешние оборванцы — крутые ребята, и они могут…
Один из юных чистильщиков обуви, шнырявших в проулках со смесью сажи и прогорклого масла, заметив состояние туфель Джорджа, устремился к нему, но был отброшен им в сторону.
— Они могут принять тебя за неотесанного деревенщину, впервые попавшего в город, или за «мусью» (так они именуют французов), что еще хуже. Начнут виться вокруг тебя, как шершни, швырять в тебя чем попало, а ты рассвирепеешь, схватишься за шпагу, и начнутся неприятности.
— Ладно, Джордж, я буду осторожен.
«Эти причудливые вывески на домах, — думал Фентон, — вызваны необходимостью. Так как многие люди, особенно посыльные, не умеют читать, то названия или номера бесполезны. Однако владельцы домов стараются сделать вывески как можно более оригинальными, вкладывая в них артистическую гордость!»
Ножны чьей-то шпаги ударили его по ноге. Казалось, что половина спешащей толпы носит шпаги, которые постоянно задевают тебя, если ты не соблюдаешь осторожность!
Солнце вновь проникло сквозь туманную мглу. Фентон видел щеголя, которого несли в портшезе под улюлюканье оборванцев, и горожан в камлотовых плащах, шерстяных чулках и башмаках с пряжками.
Он знал, что здесь едва ли можно встретить богатых торговцев с золотыми цепями и в нарядах, отороченных мехом. Они обитали в более дальних районах Сити, где после пожара на месте старых деревянных домов построили новые кирпичные. Невольно Фентон бросил взгляд на древние здания с фронтонами из черного дерева и некогда белой штукатуркой.
В одном из них открылись ставни, и в окне появилась неряха лет шестнадцати, очевидно, только что вставшая с постели, так как зевала, была растрепана и явно не обременена избытком одежды. Без всякого интереса рассматривая улицу, она почесывалась одной рукой, держа в другой кружку пива.
— Вот об этом я и думал! — воскликнул Джордж, следуя за взглядом Фентона.
— О чем?
— О храме Венеры! Я хотел сказать тебе…
— Говоря о Венере, Джордж, — прервал Фентон, размышляя о своем. — Что, если бы я сказал тебе, что решил покончить со всеми женщинами, кроме Лидии?
— Как?!
— Что бы ты на это ответил?
Карие глаза Джорджа округлились от изумления. Когда он поднял руку, чтобы поправить воротник, блеск его перстней отразился в глазах уличных проходимцев, стоящих у стены.
