– Она немного робка, – пояснил альп, поглаживая ее
жесткие волосы. – Но может помочь. Пойдем с нами.
Они молча начали спускаться. Альп мурлыкал себе под нос.
Гамдариада пахла смолой и мокрой тополиной корой. Ночь Мабон близилась к концу.
Занимался рассвет, тяжелый и мутный от тумана.
В немногочисленной уже группе оставшихся на Гороховой горе
участников шабаша они отыскали существо женского пола. То, что с
фосфоресцирующими глазами и зеленой, пахнущей айвой кожей.
– Верно, – кивнула Айва, когда ее спросили. –
Я видела девушку. Она с группой женщин спускалась в сторону Франкенштейна.
Некоторое время тому назад.
– Подожди, – схватил Рейневана за руку
альп. – Не спеши! И не туда. С этой стороны гору окружает Будзовский лес,
ты заплутаешь в нем как дважды два четыре. Мы проведем тебя. Впрочем, нам тоже
в ту сторону. У нас там дело.
– Я иду с вами, – сказала Айва. – Покажу, куда
пошла девушка.
– Благодарю, – сказал Рейневан. – Я вам очень
обязан. Мы ведь не знакомы… А вы помогаете мне…
– Мы привыкли помогать друг другу. – Айва
повернулась, пронзила его фосфоресцирующим взглядом. – Вы были хорошей
парой… К тому же нас уже так мало осталось. Если мы не станем помогать друг
другу, то погибнем окончательно.
– Благодарю.
– А я, – процедила Айва, – вовсе не тебя
имела в виду.
Они спустились в яр, русло высохшего ручья, обросшего
вербами. Из тумана впереди послышалась тихая ругань. И тут же они увидели
женщину, сидящую на обомшелом камне и вытряхивающую камушки из башмаков.
Рейневан узнал ее сразу. Это была пухленькая и все еще слегка испачканная мукой
мельничиха, очередная участница дебатов за бочонком сидра.
– Девчонка? – спросила она и задумалась. –
Светловолосая? Аааа, та, из благородных, что была с тобой, Толедо?
Видела я ее, а как же. Туда шла. К Франкенштейну. В группе
их было несколько. Какое-то время тому назад.
– Они шли туда?
– Сейчас, сейчас, погодите. Я пойду с вами.
– У тебя там дело?
– Нет, я там живу.
Мельничиха была, мягко говоря, не в лучшей форме. Она шла
неуверенно, икая, ворча и еле волоча ноги. То и дело останавливалась, чтобы
поправить одежду. Непонятно как она все время набирала в башмаки щебенку,
приходилось садиться и вытряхивать ее – а делала она это нервирующе медленно.
На третий раз Рейневан уже готов был взять бабу на спину и нести, лишь бы идти
быстрее.
– А может, как-нибудь побыстрее, кумушка? – сладко
спросил альп.
– Сам ты кумушка, – огрызнулась мельничиха. –
Сейчас я приду в себя… Моментик…
Она замерла с башмаком в руке. Подняла голову. Прислушалась.
– Что такое? – спросила Айва. – Что…
– Тише, – поднял руку альп. – Я что-то слышу.
Что-то… Что-то приближается.
Земля неожиданно задрожала, загудела. Из тумана вырвались
кони, целый табун, вокруг них вдруг закишело от бьющих и раздирающих почву
копыт, от развевающихся грив и хвостов, ощеренных морд, покрытых пеной, от
диких глаз. Они едва успели отпрыгнуть за камни. Кони пронеслись сумасшедшим
галопом и скрылись так же внезапно, как и появились. Только земля продолжала
дрожать под ударами копыт.
Не успели они остыть, как из тумана возник очередной конь.
Но в отличие от предыдущих на этом сидел наездник. Наездник в саладе – в полных
пластинчатых латах, в черном плаще. Плащ, развевающийся за спиной, походил на
крылья привидения.
Adsumus! Adsuuumus!
Рыцарь натянул поводья, конь поднялся на дыбы, принялся
месить воздух передними копытами, заржал. А рыцарь выхватил меч и кинулся на
них.
Айва тонко вскрикнула и прежде, чем крик прозвучал,
рассыпалась – да, это соответствующее слово, – рассыпалась на миллионы
ночных бабочек, тучей разлетевшихся в воздухе и исчезнувших. Гамадриада
беззвучно вросла в землю, мгновенно потончала, покрылась корой и листьями. У
мельничихи и альпа столь ловких трюков в запасе, видать, не нашлось, поэтому
они просто кинулись бежать. Рейневан, разумеется, тут же последовал их примеру.
И даже опередил их. «И здесь меня нашли, – лихорадочно думал он. –
Даже здесь меня достали».
Adsumus!
Черный рыцарь на лету хлестнул мечом превратившуюся в дерево
гамадриаду, деревце издало страшный крик, прыснуло соком. Мельничиха
оглянулась. На собственную погибель. Рыцарь повалил ее конем, рубанул,
свесившись с седла, рубанул так, что острие аж заскрипело на кости черепа.
Чародейка упала, крутясь и извиваясь в сухой траве.
Альп и Рейневан мчались что было сил, но уйти от
галопирующего коня шансов у них не было. Рыцарь быстро нагнал их. Они
разделились, альп рванул направо, Рейневан налево. Рыцарь галопом понесся за
альпом. Через минуту из тумана долетел крик, свидетельствующий о том, что альпу
не дано было дождаться перемен и чешских гуситов.
Рейневан бежал сломя голову, тяжело дыша и не оглядываясь.
Туман глушил звуки, но гул копыт и ржание коня он все время слышал за собой –
или ему казалось, что слышал.
Топот копыт и храп коня он вдруг услышал совсем рядом.
Остановился, помертвел от ужаса, но прежде чем успел что-либо предпринять, из
тумана вынырнула серая в яблоках кобыла, несущая в седле невысокую плотную
женщину в мужском вамсе. Увидев его, женщина резко остановила кобылу и
отбросила со лба развевающуюся в беспорядке гриву светлых волос.
– Госпожа Дзержка… – только и смог выговорить
он. – Дзержка де Вирсинг…
– Родственник? – Торговка лошадьми казалась не
менее изумленной. – Здесь? Ты? Зараза, не стой! Давай руку, прыгай мне за
спину!
Он схватил протянутую руку. Но было уже поздно.
Adsuuuumus!
Дзержка соскочила с лошади с поразительной при ее комплекции
грацией и ловкостью, так же проворно сорвала со спины арбалет и кинула его
Рейневану, а сама схватила другой, прикрепленный к седлу.
– В коня! – рявкнула она, кидая ему болты и
инструмент для натягивания, так называемую «козью ножку». – Целься в коня!
Черный рыцарь с поднятым мечом и развевающимся плащом мчался
на них таким яростным галопом, что в воздух летели куски вырываемого дерна.
Руки Рейневана дрожали, крюки «козьей ножки» никак не хотели зацепить тетиву и
шипы на ложе арбалета. Он отчаянно выругался, это помогло, крюки и шипы сработали,
тетива ухватила орех.
[408]
Дрожащей рукой он наложил болт.
