— Коль, — проговорил Юзи. — Коль.
Наступила пауза. Собственное дыхание громко отдавалось в ушах.
— Юзи, — раздался голос в голове.
— Этого не может быть.
— Чего не может быть, Юзи?
— Фотография в досье. Это не Либерти. Бюро не обновило свои разведданные. От них что-то ускользнуло.
— Ты уверен?
— Сто процентов.
— Прокол лондонской резидентуры. Такое случается, даже в Бюро.
— И Либерти наверняка отслеживает мои интернет-соединения. Скоро она будет знать, что я получил досье. Если уже не узнала.
— Не паникуй.
— По-моему, сейчас самое время, Коль. Теперь все зависит от…
— Просто верь. Верь.
Раздался звонок. В такое позднее время персонал к постояльцам не заходил, а магнитный ключ, кроме Юзи, был только у одного человека. Юзи вскочил на ноги; не успел он схватить «рорбау», как дверь открылась. Либерти аккуратно заперла ее за собой и остановилась перед Юзи с сигарой в руке. Она подалась вперед и поцеловала его в губы. От нее пахло дорогими духами.
— Юзи, — игриво сказала она. — Рада, что тебя застала.
35
Юзи замер, как ему показалось, на целую вечность. Внизу продолжалась вечеринка, он слышал приглушенные басы, громкие мужские голоса, хохот. Гнев нарастал внутри, а вместе с ним горечь, страх и смятение. Либерти сразу заметила в нем перемену.
— Милый, — сказала она, — что не так? — Вместо того чтобы прильнуть к нему, она попятилась. Интуиция ее сработала четко. — Что случилось? — спросила она. — Ведь что-то случилось?
— Зачем сигара? — спросил Юзи, чтобы потянуть время.
— Ах, это? Я просто подумала, а не устроить ли нам небольшое торжество.
— Что отмечаем?
— Я только что продала очередную порцию твоих разведданных.
— Выгодно?
— Да, очень. И я… я купила тебе нового скакуна. Ключи ждут тебя внизу, у администратора.
Слова повисли в воздухе, как концовка дрянного анекдота. Юзи чувствовал, что багровеет от ярости. Либерти сделала еще два шага назад. Юзи понятия не имел, что делать, но вдруг его осенило, с чего стоит начать. Он бросился на Либерти и в считаные секунды уложил ее на лопатки, перевернул на живот и скрутил за спиной руки. За все это время Либерти не проронила ни звука, и от этого мороз шел по коже. Юзи вынул из халата пояс и с его помощью связал ей руки; потом обыскал ее, нашел револьвер и поднял ее на кровать. Наконец тяжело дыша и прижимая к себе пистолет Либерти, уселся в кресло. Оба по-прежнему не говорили ни слова.
Лицо Либерти приобрело новое выражение, такое, какого Юзи прежде не видел. Ее взгляд сделался ожесточенным и забегал по комнате, будто хотел впитать каждую деталь. Губы плотно сжались, подбородок надменно вздернулся. Прядь волос упала на щеку; Либерти походила на раненого генерала, в ней появилось что-то мистическое.
Молчание нарушил Юзи:
— Простой вопрос. Кто ты?
Его голос прозвучал слишком громко для комнаты.
— Что значит — кто я? — осторожно спросила она.
— Брось, Либерти. Мы оба знаем эти штучки, так что сделай милость, оставь их и выкладывай начистоту. Как долго ты собиралась играть в кошки-мышки? Ты просто лгала мне все это время? Притворялась?
— Не понимаю, о чем ты, — сказала она.
Юзи, едва сдерживаясь, развернул ноутбук экраном к Либерти и показал на фотографию дулом ее пистолета.
— Экспонат номер один: настоящая Ева Клюгман. Она же Либерти. Это досье из картотеки Моссада. Моссад в таких делах не ошибается. Но это не ты, верно? Не ты. Поэтому возвращаюсь к своему простому вопросу: кто ты, мать твою, такая?
Либерти продолжала гипнотизировать экран. Юзи поднялся на ноги.
— Мне нужны ответы, Либерти, — взревел он, — или как там тебя зовут. Я верил тебе, я любил тебя. А теперь мне нужны ответы.
— Я тоже тебя любила! — выкрикнула Либерти, сверкая черными глазами. — И поверь, до сих пор люблю. Я люблю тебя больше жизни!
Страстность ее слов ошеломила Юзи.
— Прекрати! Кто ты? Говори. Скажи мне правду.
— Я говорю тебе правду сейчас и буду говорить впредь. Но сначала развяжи меня. Развяжи меня сейчас же. Давай.
— Нет, пока не скажешь, кто ты.
— Люди всегда кажутся теми, кем они на самом деле не являются, Адам Фельдман. Развяжи меня.
— Не называй меня так.
— Развяжи меня.
— Чтобы ты позвала своих мордоворотов?
— Чтобы я могла говорить, не чувствуя себя заложницей. Если бы я хотела тебя уничтожить, то уже давно бы это сделала. Развяжи. Мой револьвер у тебя, не так ли? Развяжи меня. Развяжи. Развяжи.
Эта настойчивость поколебала Юзи. «Ее револьвер у меня, — сказал он себе, — я сильнее, я больше, бояться нечего». Заглушая инстинкты, требовавшие обратного, он развязал пояс халата и освободил Либерти. Она села на постели, как ребенок, растирая запястья.
— Итак, — проговорил Юзи, поднимая револьвер. — Свободу ты получила. Теперь говори.
Он раскурил сигарету; руки у него дрожали.
— Я не Ева Клюгман и не Либерти, — сказала она. — Я надела маску этой женщины несколько лет назад, когда ее убили вместе с семьей. — Бледная тень улыбки скользнула по ее лицу и тут же исчезла. — Мое настоящее имя Насрин Ширази. Я персидская еврейка.
— Ты не работала в ЦРУ?
— Нет. Я никогда не работала в ЦРУ.
Юзи впервые показалось, что он слышит в ее речи легчайший акцент. Он вскочил на ноги и стал метаться от кровати к окну и обратно, потирая большим пальцем ствол револьвера. «Верь в себя. Верь».
— На кого ты работаешь?
Голос женщины вдруг смягчился.
— Юзи, я все тебе расскажу, — сказала она. — Все, обещаю. Но сначала нам нужно выпить. Давай. Бояться нечего. Мы с тобой заодно. У нас одни принципы. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понимать это.
Юзи остановился в нерешительности и глубоко затянулся сигаретой. Потом налил два джин-тоника, протянул Насрин бокал и сел, положив револьвер на колено. Его гнев стихал, и появлялось новое чувство — ощущение, близкое к триумфу.
— Насрин Ширази, — сказал он по-персидски, — приятно познакомиться.
— Ты хорошо говоришь по-персидски.
— Я там работал.
— Знаю.
Пауза.
— Насрин Ширази. Ничего не говорящее имя, как нельзя кстати, — проговорил Юзи.
— Это мое настоящее имя.
— Поживем — увидим. Ладно. Выпивка есть. Рассказывай.
