— Еще одна причина, по которой стоит цепляться за место в Бюро. Когда захочется исчезнуть, ты сможешь это сделать.
— Вот и все, — проговорил Юзи, отдавая паспорт. — Смерть Илана Авнери. Конец главы. Прощальные слова будут?
— Деньги, — сказал Авнери, — вот мое последнее слово.
— Великолепно.
— Теперь перед тобой Франц Грубер, — объявил Авнери. — По-моему, хорошо звучит, а? Франц Грубер.
— Мне нравится, — отозвался Юзи. — Вязнет в зубах. И ничем не напоминает настоящее имя. Чем больше разница, тем лучше.
— «Викиликс» расставили сети на большую израильскую рыбу, — сказал Авнери. — Все готово. Завтра ты прогремишь в заголовках, выйдешь против премьера, развеешь зерна «Корицы». Самый что ни на есть момент истины. Теперь смотри в оба. — Он хлебнул пива и придвинулся ближе. — Юзи, братишка, — сказал он, — время еще есть. Где наша не пропадала. Почему бы тебе не…
— Забудь, — резко оборвал его Юзи, — у меня в Лондоне идет масть, и я не собираюсь выходить из игры. Пока что Бюро не сумело меня найти, хотя я слил достаточно информации, чтобы стать мишенью номер один. Если бы они могли до меня добраться, то уже бы сделали это. Тут можешь мне поверить. Их радары меня не берут.
— Ты правда хочешь прожить остаток дней в страхе?
— Я не боюсь, — просто сказал Юзи. — Если со мной что-то случится, Либерти оповестит ЦРУ и прессу. И Израилю придется разгребать очередной грязный скандал. Они только еще больше усложнят себе жизнь.
— Если только не заставят замолчать Либерти.
— Не заставят. Не смогут.
Что-то в тоне Юзи заставило Авнери поднять голову, резко.
— Ты с ней спишь, да? — спросил он.
Юзи пожал плечами.
— Только не говори, что влюбился, — со вздохом сказал Авнери, — что полностью потерял контроль.
— Знаешь что? — отозвался Юзи, допивая пиво. — Думаю, я влюблен. Пожалуй, да. Это здорово. Попробуй как-нибудь, не пожалеешь.
— Что с тобой? С ума сошел, что ли? Рассуждаешь как пятнадцатилетняя девчонка, — с досадой проговорил Авнери. — Либерти — наркодилер. И не какой-нибудь наркодилер, а крупнейший из игроков Лондона. Одному богу известно, чем еще она промышляет. Она много в чем замешана.
— Она хочет выйти из этого бизнеса. Мы оба хотим.
— Выйти?
— Да. Последнее крупное дело, и мы выходим. С полными карманами.
— А потом?
— Потом отыщем тихое местечко. Начнем с чистого листа.
— Тебе больше не нужно идти ни на какое дело. Тех денег, что у тебя есть, хватит до конца жизни.
— Либерти хочет провернуть последнее дело. Не знаю, что это, но похоже, для нее это важно. Потом мы уйдем.
Авнери недоуменно покачал головой.
— Кого ты пытаешься обмануть? — спросил он. — Наркодилеры просто так не уходят, только не с тех оборотов, на которых сидела Либерти. Им нельзя бросить, отойти от дел, сбежать. Они играют до конца.
— Ты не понимаешь, — проговорил Юзи, — ты просто не понимаешь.
— Еще как понимаю, — многозначительно возразил Авнери. — Отлично понимаю.
Наступила пауза. Потом Авнери сказал:
— Я просто хочу, чтобы ты был осторожен, вот и все. Уйди на дно, на самое дно, о’кей?
— О’кей.
Нехарактерная для Авнери серьезность придавала словам Авнери какую-то невероятную значимость, и они пробудили в душе Юзи чувства, природу которых он сам до конца не понимал. Друзья выпили.
— Если ты израильтянин, по-другому не получается, — сухо проговорил Авнери. — Не реагируй на ситуацию, и ты по уши в политике. Попытайся как-то ее разрешить, и ты опять же по уши в политике. Так или иначе, тебе грозит опасность. Никуда не денешься.
— Таков уж израильский народ. Тысячи лет у нас не было своей страны, и вот она появилась, но плод этот горек. Поколение за поколением мы рождаемся проклятыми. Впитываем проклятие с молоком матери. Мы все его принимаем, — сказал Юзи. — Очередная атака смертника, бах. Очередная война, бах. Убийство, бах. Похищен солдат, бах. Премьер использует Бюро, чтобы убить своего министра, бах. У нас нет надежды, нам остается одно — идти дальше, дальше и дальше. Я всегда надеялся, что мир наступит сам собой. В один прекрасный день, как гром среди ясного неба, без всякого к нам отношения. Бах, и вот вам, пожалуйста. Мир. Конец тысячелетиям борьбы, одним махом.
Авнери усмехнулся и глотнул пива.
— Твои бы слова да богу в уши, — сказал он. — Я все это затеял ради денег. Отныне моя жизнь будет роскошной. Сладкой.
Юзи цокнул языком.
— А мне так видится: даже если меня убьют, оно того будет стоить. Если никто не остановит операцию «Дождь в пустыне», она может обернуться тотальной войной.
— Чего и добивается Бюро, — прокомментировал Авнери.
Юзи хмыкнул.
— Дело в том, — спустя какое-то время сказал Авнери, — что Бюро не понимает значения гибкости. В наше время нам не позволяли доверять другим разведслужбам даже самую простую информацию. И знаешь, ничего не изменилось. Стало только хуже.
— Помнишь британскую СИС? — вдруг спросил Юзи. — Как они попросили нас проверить запорные устройства?
— Отлично помню. Я лично составлял отчет, в котором говорилось, что они не поддаются взлому.
Оба рассмеялись, и Авнери открыл еще по бутылке пива. Потом их улыбки поблекли.
— Бюро работает исключительно в собственных интересах, — сказал Юзи. — Остальные их не интересуют. Даже собственная страна их не интересует. Только война, деньги и секс.
— Наглецами мы тогда были, — сказал Авнери, все еще думая о запорных устройствах. — Наглецами, как и вся наша братия.
— Некоторые из нас до сих пор наглецы. Только по-другому.
— За это и выпью, — сказал Авнери. — Но ты скоро станешь героем-наглецом.
— Героем-наглецом, — повторил Юзи. — Моссад старой закваски, да?
— Моссад старой закваски.
— За него.
К тому времени, как Юзи решил уходить, он уже нетвердо держался на ногах. На столе лежало двенадцать пустых бутылок из-под пива; ни он, ни Авнери не были пьяны, но и за трезвых их бы тоже не приняли, особенно Юзи, который и без того был обезвожен. Он сунул «рорбау» обратно за пояс, и в дверях друзья обнялись в последний раз.
— Запоминай, — сказал Авнери. — Записывать не буду. Franzgruber сорок три шестьдесят семь собака yahoo точка com. Шесть месяцев полной тишины, потом найдешь меня по этому адресу. Посмотрим, как пойдут дела.
— Конечно, — сказал Юзи, — конечно. — Он спустился на пару ступенек и обернулся: — Есть надежда, что этот гребаный план сработает.