Он замер, как ему показалось, на целую вечность, зажатый между двумя мирами; потом положил шприц обратно в бардачок. «Порше» летел на скорости сто двадцать миль в час. «Я сохранил ей жизнь, — подумал Юзи. — Я сохранил ей жизнь». Теперь все его тело дрожало, давление становилось невыносимым. Галь издавала тихие гортанные звуки, и это почему-то невыразимо возбуждало. С глухим стоном Юзи кончил ей в рот; по его телу, волна за волной, проходили конвульсии, девушка вобрала его глубоко, заглатывая. Машина, ночь, темнота — все гудело вокруг них, унося вдаль.
27
— Адам? Адам?
Сьюзи Фельдман мягко положила руку на плечо сыну, ожидая, что он сразу отреагирует. Но Адам продолжал смотреть перед собой, на вазочку с мороженым. Потом он слегка вздрогнул и поднял глаза.
— Милый, ты витаешь в облаках, — сказала она. Потом хотела что-то добавить, но передумала. — Ешь мороженое, — пробормотала она. — Растает.
Адам заставил себя улыбнуться, погрузил ложку в снежный пик и принялся есть. Холод пощипывал язык, оживляя чувства, как будто саму жизнь впрыскивали ему в организм. Он проглотил ложку, потом еще одну, представляя, что каждая переносит его на шаг в прошлое и когда вазочка опустеет, он окончательно проснется и будет ребенком.
— Что же, — проговорил отец, нарушив тишину, которая прокралась в комнату, — нет нужды говорить, что мы оба очень гордимся тобой. Мы все очень гордимся, вся семья. Но мы не хотели устраивать по этому поводу песни с плясками. Это же секретно, верно? Мы решили, что лучше отметить без шума, втроем.
— Да, — сказала мать, — мы хотели отпраздновать сразу, но ты был так занят.
Стеклянная дверь на балкон была открыта, и со Средиземного моря дул прохладный бриз. Плитка тоже холодила голые ступни Адама. Но сам воздух был горячим и влажным. Адам отер со лба лоснящуюся пленку пота и заерзал на стуле. Потом съел еще одну ложку мороженого.
— Не пойму только, — продолжала мать, — почему они не дают тебе больше увольнительных. Каждому военному подразделению положены нормальные отпуска. Мы не видели тебя с тех пор, как ты вступил в Шайетет-13. А ведь прошло несколько месяцев.
— Мальчик проходил подготовку, — скрипучим голосом проговорил отец. — На флоте знают, что делают.
— Да, проходил подготовку, — сказал Адам, — а потом была первая операция. Пока не выполнишь первую операцию, увольнительных не дают.
— Ты делаешь великое дело для нас, для народа, для нашей земли, — сказала мать. — Просто мне хочется, чтобы мы могли чаще видеться. Нельзя же работать каждый день, неделя за неделей, и без выходных? Кофе?
Адам посмотрел в окно, на море. Издалека все это казалось таким прекрасным. К тому моменту, как он повернулся обратно к столу, мороженое растаяло, он не успел его доесть. Адам поводил ложкой по разноцветной сладкой лужице. Мать ушла на кухню и вернулась с кофейником. Потом сходила за чашками; потом, как будто только что вспомнила, еще раз вернулась на кухню за ложками и сахаром. У открытого окна стоял мольберт с ее последней картиной: морским пейзажем в солнечных, бирюзовых тонах.
— У тебя усталый вид, — сказала она, наливая кофе. — Посмотри, какой оттенок. Идеальный шоколадный. Жалко портить его молоком.
— Конечно, усталый, — сказал отец, — он только что вернулся с операции.
— Знаю, — резко бросила мать, — я просто сказала. Женщинам ведь не запрещается говорить, верно?
Отец покачал седой головой и хлебнул кофейной гущи.
— Пойдем, мой мальчик, — сказал он, — выпьем мятного чая в саду и поболтаем о делах наших военных. Лимонные деревья в это время года замечательно пахнут.
— Но я хочу побыть с моим Адамом, — возразила Сьюзи.
— Тебе есть что сказать о военных делах? — поинтересовался Хайим.
— А что такое, по-вашему, домашняя работа? — отозвалась она. — Уборка, стряпня, посуда. Это хуже любого сражения.
— Война на истощение, — сказал Хайим.
— Именно, — подтвердила его жена, — война на истощение. Я художница. Я рабыня.
— Пойдем, — сказал Хайим, жестом показывая сыну, чтобы тот поднимался из-за стола. — В нашем распоряжении еще час солнечного света. Мать оставит тебе посуду. Можешь помыть ее, когда вернешься.
— Сегодня мой сын посуды мыть не будет. У него нет сил. Хайим?
Тот махнул Адаму, чтобы он выходил из дома, и закрыл за собой дверь.
Прошло всего три дня после того, как Адам выполнил свою миссию у побережья Ливии. Цель была довольно простой: подорвать судно, на котором тайно перевозили запас оружия. Адаму не говорили, откуда плывет корабль и где его порт назначения. Ему не нужно было этого знать. До Бюро оставалось еще несколько лет; он был всего лишь новоиспеченным спецназовцем и отвечал только за выполнение заданий. Разведка его еще не заботила.
То была первая операция Адама для Шайетет-13, его почин, и ему не терпелось себя показать. Он вышел в море в составе команды из четырех человек на ракетном корвете типа «Саар-5», экипированный водолазным снаряжением, приборами ночного видения и магнитными минами. Солнце утонуло в кровавой луже за средиземноморским горизонтом, и вскоре они уже в безмолвии взрезали мрак, взрезали водную гладь; каждый был сосредоточен на предстоящем задании, и только экипаж корабля сновал вокруг. Прежде чем отправить команду в плавание, ее подробно проинструктировали. Теперь нужно было мысленно прокручивать план, снова и снова, чтобы в решающий момент действовать на автомате.
Черная береговая полоса Египта плавно перешла в ливийские скалы, и напряжение на борту усилилось. Все огни погасили, потом заглушили мотор, и последние несколько миль судно дрейфовало по течению. Наконец они достигли места высадки почти напротив небольшого порта Дарна на востоке Ливии. В бинокль ночного видения Адам разглядел нити огней, мерцающих на холмах вдали. В самой гавани было тихо, она принимала суда только в дневные часы. Тем не менее по черным волнам сновали сторожевые катера с желтыми фонарями на кубриках. Множество сторожевых катеров. На мгновение взгляд Адама выхватил из темноты небритое, усталое лицо ливийского солдата в каске и с сигаретой в зубах. Он разглядел рубцы от угрей на щеках ливийца.
Команда Адама выжидала, казалось, целую вечность, дрейфуя, подпрыгивая на волнах и надеясь, что ее не заметят. Прислушиваясь. Наконец раздалась череда взрывов, и судно заметалось на вздыбивших воду волнах. Это был сигнал. Ливийцы бросили ручные гранаты, чтобы снизить риск появления вражеских водолазов; согласно разведданным, они делали это каждые два часа. Теперь гранаты взорвались, и начался обратный отсчет. Пришло время действовать.
Быстро, неслышно Адам и его «собрат» надели маски ночного видения, закусили регуляторы и скользнули в темную воду; вторая пара нырнула следом. Когда новый мир поглотил Адама и по коже пополз текучий холод, он почувствовал себя в безопасности. Вода всегда на него так действовала, с самого детства. Соленая толща океана приятно тянула за ласты. Перепрыгнув через борт корабля, в воду погрузился похожий на торпеду объект, весь в сверкающих пузырьках и зализах пены. Водолазы поплыли за ним, догнали и пристегнулись к нему. Потом завелся двигатель, закрутился пропеллер, и подводный буксировщик с диверсантами на борту принялся бороздить мутную воду, направляясь к ливийскому порту.
