— Алло? — отозвался голос — девичий голос.
Юзи колебался.
— Это Даниил.
— Дэниил?
— Да, ну тот, который… который из школы.
— Охранник?
— Он самый.
Пауза, нерешительный вздох.
— Где ты был? — спросила Галь.
— Я… знаешь, у меня теперь другая работа. Я переехал в другую часть Лондона.
— Номер у тебя тоже новый.
— Да, новый номер.
— Мог бы и позвонить.
— Я хочу тебя увидеть. Сегодня вечером.
— Я готовлюсь. У меня экзамены.
— Я еду к тебе.
— Раньше надо было обо мне думать. И звонить раньше.
— Ты дома?
— Говорю тебе, я готовлюсь к экзаменам.
— А я тебе говорю: к черту учебу.
Опять пауза, вздох. Но трубку она не повесила. Юзи ощутил прилив энергии.
— Сегодня, — сказал он.
— Если провалюсь, родители меня убьют.
— Я буду у тебя через полчаса.
Он повесил трубку, развернул машину и переключил акустическую систему в салоне на громкий режим. В колонках загудел «Хадаг нахаш»: «… мои дети спускают курки, и меня распирает гордость, стены мои трескаются, надеюсь, что не окажусь на обочине, нужно привести дом в порядок, а может, и нет…» Юзи кивал головой, пытаясь уйти в музыку, в этот агрессивный, наполняющий уверенностью ритм. Но сквозь него проклевывался другой израильский хип-хоп-мотив: «Я свет от Сиона, я не имею цены, я продолжаю стоять, когда все кругом падают ниц…» Саблиминала. Песня крутилась в голове, перебивая уханье в ушах, и Юзи не мог от нее отмахнуться. Диссонанс был слишком резким. Он выключил музыку и дальше ехал в тишине.
Двадцать минут спустя он припарковался у дома Галь и заглушил мотор. Ночь стояла тихая; дом выглядел уютным и защищенным, теплым гнездышком посреди темноты. Юзи набрал номер Галь. Вызов сбросили. Он выругался и набрал еще раз; и снова без ответа. Едкая досада распустилась в нем и стала опутывать усиками кожу головы. Он начал набирать сообщение, но не мог сосредоточиться. «Делать нечего, — подумал он. — Дома родители или не дома, я иду внутрь».
Когда он уже собрался выйти из машины, открылась парадная дверь. Сначала в узком треугольнике света никого не было видно. Потом появился и выскользнул в темноту силуэт. Дверь закрылась. Раздражение в теле Юзи переродилось в нечто иное, но столь же буйное. Галь выглядела юной, сексуальной, безрассудной. Ее волосы по-прежнему были черными как вороново крыло, только чуть длиннее. Галь смотрела по сторонам, не замечая его. Он открыл дверь машины и махнул ей. Она подошла.
— Мне нельзя уезжать надолго, — сказала она на иврите, — нужно много успеть.
— Мне тоже. Садись.
— Это настоящая спортивная машина?
— Нет, девочка, это жилой фургон. Садись.
Галь медленно пересекла параллельные полосы света от передних фар. В следующий миг она уже сидела на переднем сиденье, на расстоянии полувытянутой руки от Юзи; ее ноги изящным изгибом сбегали к кроссовкам. В окне наверху появилось встревоженное лицо матери. Юзи завел мотор и поехал. Они повернули за угол.
— Куда ты меня везешь? — спросила девушка.
— На прогулку. Не знаю. Хотел тебя увидеть.
— Зачем?
— Настроение такое.
— Это твоя машина?
— Нет, я украл ее.
— Классная. Ты теперь, похоже, при деньгах.
— Похоже.
— Что за новая работа? Она как-то связана с Израилем?
— Ты в курсе, что задаешь много вопросов?
— И?.. — раздраженно бросила она. — Что из этого?
Пауза.
— Ты рассказывала обо мне родителям? — спросил Юзи.
— А что тут рассказывать? Что какой-то охранник заходил курнуть и ушел не попрощавшись?
— Мне казалось, ты говорила, что я национальный герой.
Она покачала головой и рассмеялась. Юзи улыбнулся, достал из бардачка косяк и бросил его на колени Галь. Та подожгла его и шумно вдохнула. До Юзи начало доходить, почему он захотел ее увидеть, и ему стало неуютно. Что-то в ее словах цепляло его, коробило, не давало покоя. Но все равно он чувствовал, как по телу разливается теплота, энергия.
— Слушай, — спустя какое-то время сказала Галь, — хватит этой пурги. Терпеть этого не могу. Если хочешь меня трахнуть, так и скажи.
Юзи колебался.
— А если бы я сказал, — проговорил он, — что бы ты ответила?
— Кто знает? — отозвалась Галь. — Это зависит от настроения.
— Ты ребенок, — сказал Юзи.
Галь закатила глаза.
— Мне нужно вернуться через час, — сказала она.
«Порше» к этому времени уже мчал по Хангер-лейн, и Юзи вывернул на трассу А40, в сторону Оксфорда. Поток редел, и машина стала набирать скорость, все выше и выше выжимая стрелку спидометра. Двигатель разогнался до приятного урчания. Галь курила, глядя в окно. Наконец Юзи нарушил молчание.
— Ладно, — сказал он, — для начала отсоси мне.
— Что? Сейчас?
Юзи еще глубже вдавил педаль газа. Галь смотрела на него сквозь клубы дыма, за спиной у нее мелькали огни; потом она капризно пожала плечами и, отстегнув ремень безопасности, легла ему на колени. Ширинку она расстегивала неловко. Юзи видел тонкую полоску кожи там, где ее рубашка вылезла из-под пояса юбки. Безупречная, чистая кожа. «Как жалко, — думал Юзи, — как жалко». Автомагистраль пролетала мимо пунктиром красных огней, белых огней, дорожных конусов, темноты. Галь нашла его пенис и взяла в рот; он чувствовал, как лава набухает внутри и стекает в пах. Он нажал на газ, и скорость перескочила отметку сто десять миль в час. Пальцы крепче сжали руль.
Голова девушки задвигалась вверх-вниз. Кто знает, какие тайны сокрыты в этом маленьком черепе? Она спрашивала о его новой работе. Она спрашивала, связано ли это с Израилем. Когда Галь нашла свой ритм, Юзи откинулся на спинку сиденья; руль за ее головой казался нимбом. Как-то связано с Израилем. С чего ей об этом спрашивать? «Это не шпионский синдром, — подумал Юзи. — Это по-настоящему». Тот факт, что она с готовностью сосала ему член, только подтверждал его страхи. В конце концов он был у нее дома, когда Бюро вломилось к нему в квартиру. А к тому времени, как он вернулся, его ждали.
Юзи потянулся к бардачку и достал оттуда шприц. Возможно, Бюро наблюдает, но от этого риска никуда не денешься. Стрелка спидометра проползла мимо отметки сто двадцать. Галь стонала, но не нарушала ритма. Юзи поднял шприц, потом замер в нерешительности. Лава затапливала пах, начиная глушить мысли. Сколько этой девочке? Семнадцать? Неужели Бюро могло завербовать семнадцатилетнюю девочку? Возможно, она старше, просто изображает школьницу. Но возраст очень тяжело скрыть. Что, если она невинна? Образ Анны Марии мелькнул перед глазами, потом череда других убийств по приказу Бюро, потом Надим Сам Каакур и Рам Шалев, потом мертвое лицо русского, Абелева, с зияющей дыркой от пули во лбу. Что, если он ошибается насчет Галь? И даже если он прав — стоит ли отнимать у нее жизнь, чтобы сделать свою чуть-чуть безопаснее? Его миссия несравнимо важнее той, какую могли поручить ей, и она мешается у него под ногами. Но неужели он опустится до уровня премьера? Неужели она заслуживает этого?
