— Теперь это не имеет значения.
— Все имеет значение, Юзи.
— Ты не говорила, что собираешься его убить.
— Ты не говорил, что он упрямая скотина.
— Черт.
Либерти отвернулась и достала телефон. Юзи смотрел на труп. На изуродованную голову. Как легко человек становится трупом. Как легко плодить духов. Юзи знал, что обречен; к нему никогда больше не вернется чистота.
— Бизнес есть бизнес, — бросила через плечо Либерти, как будто прочла его мысли. — Нам пришлось это сделать. Будешь рвать на себе одежды и посыпать голову пеплом?
— Это сделали не мы, а ты.
Либерти сделала жест, призывающий его замолчать, и заговорила в телефон:
— Сюда. От мистера Абелева надо избавиться… не знаю, в реку. В старый трамвайный туннель Кингсвей. Мне плевать. Просто идите сюда.
Она повесила трубку, качая головой.
Какое-то время они молча стояли рядом. Потом на пороге появились двое русских. Либерти кивнула в сторону трупа и покинула комнату; Юзи вышел вслед за ней на ночной воздух.
— Он работал не один, — сказала Либерти, не глядя на Юзи. — Никто никогда не работает один. Даже ты. Даже я.
— Как же он тогда не раскололся?
— Он был упрямым, Юзи. Некоторые просто такими рождаются. Слабыми, но упрямыми.
— Нет. Он говорил правду. В любом случае, что сделано, то сделано. Теперь он уже ничего нам не скажет. У тебя есть другие зацепки?
— У меня есть шесть имен, все получены от одного осведомителя.
— Тогда все просто.
— Что ты имеешь в виду?
Юзи поднял голову и посмотрел на силуэты Кэнэри-Уорф, искрящиеся в ночном небе. Сколько миров уживается бок о бок в Лондоне? Миллионы. Многие и многие миллионы. Разыгрываются драмы. Рождения и смерти, радость и насилие играют в бесконечную чехарду под равнодушным небом. Израиль так далеко. Юзи достал пистолет и вынул патрон из патронника. Потом сунул оружие обратно в кобуру пониже подмышки.
— Позволь рассказать тебе историю, которую я слышал от друга в Шабаке, — проговорил Юзи, не глядя на Либерти. — Как-то раз три террориста прибыли в лагерь беженцев Дейша на Западном берегу и привезли с собой целый арсенал взрывчатки. Они планировали провести в Иерусалиме одновременные атаки смертников. У Шабака был стукач — осведомитель — в ХАМАС, и он предупредил их.
Либерти оглядывалась по сторонам, как будто не слушает, но Юзи чувствовал, что она ловит каждое слово. Холодная ночь окружала их.
— Проблема заключалась в том, что стукач занимал в ХАМАС высокое положение и был единственным человеком на Западном берегу, который знал о планирующихся терактах. Если бы Шабак арестовал террористов, стукач засветился бы. В то же время нужно было предотвратить смертоубийство.
— И как же они поступили?
— Просто. Арестовали трех смертников, двух упрятали за решетку, а третьего отпустили домой с тысячей долларов. Все решили, что он стукач. Над ним устроили самосуд.
— Израильтяне, — сказала Либерти, качая головой. — Чертовы израильтяне.
— Ты можешь сделать то же самое, — сказал Юзи, выдыхая в холодную тьму белые облачка конденсата. — Собери на ковер шестерых подозреваемых. Потом отпусти одного с хорошим бонусом. С машиной, например, — я знаю, ты любишь машины. Установи за ним слежку. Как только ему станут угрожать или побьют, выследи нападавших. В итоге получишь свою сеть.
Либерти улыбнулась.
— Мне нравится, как ты мыслишь, — сказала она. — Хитрый стервец. У тебя великолепный ум.
Металлическая дверь со скрипом распахнулась. Либерти с Юзи наблюдали, как русские несут обернутое коричневой лентой тело Абелева к БМВ. Похоронный кортеж.
— Почему они так задержались? — спросил Юзи.
— Заметали следы.
— Ты хорошо их выдрессировала.
— Разумеется.
Юзи отвернулся, но Либерти дернула его за рукав.
— Послушай, — внезапно посерьезнев, сказала она. — Знаешь ли ты, что значит быть женщиной в этой игре? Женщиной наверху? Это значит, что надо быть сильной. Сильнее любого мужчины, беспощаднее. Стоит показать слабость, и тебе конец. Все дело в сигналах, которые ты посылаешь. От этого зависит не только бизнес. От этого зависит жизнь.
Юзи презрительно скривил губы и снова отвернулся. На сей раз Либерти не шелохнулась. Он подошел к своей машине и открыл замки; Либерти остановилась у своего внедорожника.
— Давай выпьем, — предложила она, забираясь внутрь. — Устроим разгрузку. В «Хоум-хаусе».
— Это приказ? — спросил Юзи.
— Просьба.
Юзи скользнул в салон «порше», захлопнул дверь и выехал на улицу. Двигатель гудел, будто и не спал вовсе, то стихая, то набирая обороты в одном ритме с городом.
25
— Ты ведь знаешь, что мы поступаем правильно, да? — заплетающимся языком проговорил Авнери. — Я хочу сказать, ты знаешь, что наше дело правое. — Он посмотрел на часы, силясь разобраться, что же они там показывают. В баре было темно, музыка заглушала слова. — Сейчас, — сказал он, — вот прямо сейчас. Перевод задерживают. Но всего через несколько дней мы получим наши денежки, и на Святой земле пойдет потеха. Кто знает, может, это случится уже завтра.
Он рассмеялся, осушил бокал, причмокнул.
Юзи сидел в задумчивости. Абсолютно разбитый, разбитый вдребезги — такое у него было чувство. С тех пор как он связался с Либерти, его жизнь мутировала. Он стал ночным зверем: просыпался вечером, ложился на рассвете. Его план сработал как часы; Либерти выкорчевала сеть из двенадцати человек, и, похоже, перебежчиков больше не осталось. Теперь она лишь изредка давала ему какие-нибудь мелкие поручения, обещая в скором времени крупное дело. А пока Юзи только тем и занимался, что курил, смотрел телевизор и без всякой цели катался по городу на новой машине — он понимал, что «порше» притягивает внимание как магнит, но не мог удержаться. Голос в голове наглел, появлялся в самые неожиданные моменты и критиковал его отношения с Либерти, будто ревновал. Юзи стал нервным. Людные места приобрели для него зловещую окраску. Кто знает, где может прятаться враг? Кто знает, кому можно случайно попасться на глаза? И кто знает, насколько тщательно Либерти оберегает своих людей? Юзи понимал, что тени в любой момент могут обрести плоть, и тогда ему конец. ЦРУ наверняка уже купило у Либерти информацию. Теперь выявление источника утечки — лишь вопрос времени. Напряжение начинало сказываться; анестезирующий эффект безрассудства выветривался.
— Что? — переспросил он. Авнери что-то говорил.
— Аллея Праведников. Ну, та, которая в мемориале Холокоста, в Яд ва-Шем. Вот как будет. Ты станешь настоящим героем. Как… как Ицхак Рабин. Довольно крови и слез.
[14]
А что? Ты предотвратишь войну с Ираном. Еще выпьешь?
