И тут, без предупреждения, раздался скрежет, и металлическая дверь за его спиной открылась. Два дюжих русских парня вышли из здания и приблизились к «порше».
— Аасиф Хамиди? — спросил один.
— Да, — ответил Юзи по-русски.
— Либерти сказала, вам нужна помощь.
Юзи улыбнулся про себя и махнул в сторону багажника, не вынимая пистолета из полы пиджака.
— Этот груз необходимо доставить в ее комнату, — сказал он. — Он хрупкий.
Не подавая виду, что удивляются блестящему, покрытому упаковочной лентой человеку-рыбе, русские выволокли его на землю. Потом, взявшись с двух сторон, потащили Абелева в здание. Юзи зашагал следом; ощущение триумфа придавало ему новые силы. «Получи, Либерти, — думал он. — Я поймал тебя на блефе. Теперь мы можем работать вместе».
— Бросьте его туда и убирайтесь, — сказала Либерти, махнув пистолетом в сторону проломленной двери в ванную. Не говоря ни слова, русские забросили Абелева в обветшалую комнату и перекатили в ржавую ванну. Юзи позаботился вырезать в упаковочной ленте дырку вокруг носа, и теперь маленький клапан то открывался, то закрывался в ритме дыхания.
— Она становится твоим фирменным знаком, — сказала Либерти, когда русские ушли, — эта упаковочная лента.
Юзи только нахмурился в ответ.
— Ты только что забавлялась, играя со мной в игры, — проговорил он. — Так вот, не пытайся меня поиметь.
— О, не будь таким нервным, — отозвалась Либерти, поглаживая его по руке.
— Я не люблю, когда меня имеют, — сказал Юзи. — Я уже сыт этим по горло.
— Странно, обычно людям нравится, — сказала Либерти, по-девичьи хлопая ресницами.
Юзи покачал головой и склонился над ванной. Абелев начал корчиться более активно; похоже, действие препарата заканчивалось.
— Для профессионала ты не очень-то профессиональна, — бросил он через плечо.
Либерти, совершенно неожиданно, рассмеялась. Потом подошла к ванной.
— Посади его и открой лицо, — сказала она. — Послушаем, что он скажет.
Юзи сделал, как она просила, усадив Абелева спиной к кранам и отклеив ленту с лица. Тот завопил, стал биться и повалился на спину; Юзи залепил ему хорошую пощечину и снова усадил. В полумраке казалось, что это жирная гусеница.
— Где я? — спросил Абелев; голос его срывался, глаза бешено вращались в орбитах.
— Скажите-ка, Алексей Михайлович Абелев, — тихо по-русски проговорила Либерти, — вы возомнили себя умником? У вас что, научная степень имеется?
Русский ничего не говорил. Его мраморные глаза метались из стороны в сторону. Его дыхание было поверхностным и резким, по лунообразному лицу струился пот. Либерти размахнулась и неожиданно сильно влепила русскому в лоб револьвером. Голова Абелева отлетела назад, ударилась о битую плитку, и на лбу появился надрез в форме креста, который тут же начал кровоточить. За считаные секунды пол его лица покрылось черной кровью. Русский издал тонкий, похожий на мяуканье, стон.
— Говори, кому меня продал, — прошипела Либерти.
Абелев, по всей видимости, понял, что ему конец и отпираться нет смысла.
— «Освальд-стрит Кру», — сказал он.
— «Освальд-стрит Кру», — повторила Либерти. — Перебежчик. Гребаный перебежчик.
Она вцепилась русскому в плечо, и его стон перешел в пронзительный животный вопль. Темно-красные цветы стали распускаться вокруг ее ногтей, ввинчивающихся в плоть. Юзи присмотрелся: к указательному и большому пальцам были пристегнуты маленькие лезвия. Он отошел на пару шагов и закурил сигарету.
— Я все расскажу! — выкрикнул Абелев. — Только не мучайте меня. Пожалуйста.
— Подними этого ублюдка, — сказала Либерти.
Юзи неловко поставил Абелева на ноги. Либерти схватила поломанную лестницу, которая подпирала стену, и с помощью Юзи привязала к ней русского. Тот все время стонал.
— Я хочу знать, — сказала Либерти, когда они приставили лестницу к ванной, — кто еще в моей организации такой же гребаный перебежчик, как ты.
— Никто, — ответил Абелев. — Честное слово. Никто. Я действовал в одиночку.
Либерти остановилась нос к носу с пленником.
— Ты лжешь, — сказала она. Его белесые ресницы затрепетали, как два мотылька. — Я это вижу. Ты чувствуешь вкус собственной крови? Чувствуешь? И даже сейчас ты мне лжешь?
Либерти обвязала полотенцем лицо Абелева, и Юзи понял, что она собирается делать. Раздался одинокий приглушенный вопль. Упаковочная лента жутко затрещала, как будто ветки в лесу ломались, — настолько отчаянно забился Абелев. Либерти наполнила кувшин водой из заедающего крана; Юзи стал наклонять Абелева назад, пока голова не оказалась ниже уровня ступней. Тогда Либерти плеснула воду на полотенце — один, два, три раза. Из-под полотенца послышался клокочущий хрип, за которым последовал сдавленный крик. Либерти повторяла свою манипуляцию снова и снова, пока не хлынул поток невнятных слов. Она подала Юзи сигнал, и тот вернул русского в нормальное положение.
Либерти сорвала полотенце с лица. Абелев рыдал.
— Я говорю правду, — сказал он, — я работаю один. Один. Один.
— Лжец! — заверещала Либерти, внезапно ставшая грозной и пугающей, и снова ударила Абелева пистолетом. Кровь полилась ему в рот, заструилась по челюсти. Юзи невольно поморщился. Либерти снова обвязала лицо русского полотенцем, и Юзи по ее сигналу опять опустил страдальца вниз головой; на душе у него, как в былые времена, заскребли кошки.
Опять вода. Еще. И еще. Либерти улыбалась — она улыбалась? Абелев кашлял, задыхался, отплевывался. Булькающий стон, потом тишина. Юзи перевернул русского обратно и убрал пропитавшееся кровью полотенце. Кожа Абелева была бледной, липкой; глаза закрыты. По лицу расползлась рвотная масса. Но он дышал. Либерти металась по комнате как зверь.
— Ни разу не видел, чтобы кто-то держался после такого, — сказал Юзи. — Может, он в самом деле работал один.
— Нет, — ответила Либерти, отирая полотенцем кровь с лезвий на пальцах. — Он часть сети, даже не сомневайся. Упертая сволочь нам попалась, вот и все. Жаль, что он не остался на моей стороне. У меня для упертых сволочей всегда найдется дело. Сам знаешь.
— Но он рассказал об «Освальд-стрит Кру». Зачем ему лгать об этом?
Ни с того ни с сего Либерти небрежно подняла пистолет и выстрелила. Голова Абелева запрокинулась назад, потом он энергично закивал, точно кукла. По заплесневевшей плитке за его спиной растеклось темное пятно. Осколки кирпича и цемента взвились в воздух и со стуком посыпались к ногам, поднялось облако пыли. Еще одна жизнь угасла. Наступила тишина.
— Черт, — устало проговорил Юзи, — черт.
— Эта скотина все равно бы не раскололась, — прокомментировала Либерти, проверяя барабан револьвера.
