Только к вечеру второго дня, когда ушел Авнери и начали тикать секунды, приближая бурю в Израиле, Либерти впервые появилась на новой квартире. В сгущающихся сумерках Юзи докурил косяк. Он сидел перед телевизором, одетый в джинсы «Армани», и смотрел канал «Дискавери». Мысли автоматически перестроились в режим воспоминаний, и, пока перед его невидящим взором мелькали документальные кадры, в голове разыгрывались сцены из прошлого. Война в Ливане. Крик бросающейся в атаку пехоты, почти неслышный за взрывами снарядов и пулеметными очередями. Устрашающий и в то же время горестный звук. Возносясь к Юзи, который тогда удерживал позицию на скалистом уступе, этот крик превращался в стон душ, взывающих ко всему, что они любили, умоляющих детей, жен, матерей, сестер оторвать голову от подушки и в последний раз услышать голос отца, мужа, сына, брата. Рев бомбардировки заглушил его, и Юзи сосредоточился на своем оружии. Скоро опять настанет время уходить во вражеские тылы, и внутри у него все переворачивалось. Так он и сидел, зажатый между воспоминаниями и каналом «Дискавери», оглушенный.
В дверь постучали. Юзи неловко вскочил на ноги, выхватил пистолет и передернул затвор. Это была Либерти.
— Вижу, ты обжился, — сказала она, вплывая в комнату. — Может, хоть окно откроешь?
Юзи не стал спорить. Поток холодного воздуха обвил его, будто хотел вытащить в ночь. Либерти села в кресло.
— Выпить гостье не предложишь? — спросила она.
— Перно, не так ли?
— С водой.
Обнаружив в стандартном мини-баре бутылку перно, Юзи сначала удивился, но быстро понял, что удивляться нечему. Он открыл себе банку светлого пива и сел на кровать напротив гостьи.
— Какой твой любимый цвет? — спросила Либерти.
Юзи поднял на нее мутный взгляд.
— Мой любимый цвет?
— Именно.
— Не знаю. Смотря в какой ситуации. Смотря о чем речь.
— Речь о машине.
— Что за машина?
— Раз уж тебе так надо знать, «порше». Новый «турбо С».
— Ага. Тогда белый. Он должен быть белым.
Либерти рассмеялась.
— Почему белым?
— Красный слишком по-пижонски. Черный слишком по-наркодилерски.
— Слишком по-наркодилерски? Знаешь, Юзи, а ты веселый парень.
— Итак, ты пришла поручить мне работу? — сквозь зубы спросил Юзи.
— Я еще не договорила о машине.
— О машине?
— О твоем белом «порше».
— Моем белом «порше»?
Либерти улыбнулась.
— Та информация, которую ты дал мне за ужином, о КАМГ, помнишь?
— И что с ней?
— Она принесет мне большие деньги. Хотела сказать спасибо.
— Ну, тогда пожалуйста.
— Машину закажу завтра. Премия от корпорации «Либерти».
— Спасибо, — сказал Юзи. Прислушавшись к своему голосу, он понял, что тот звучит глухо.
— Мы отлично поладим, ты и я, — сказала Либерти. — Я вижу.
Юзи никогда не умел принимать подарки, тем более дорогие. С самого детства повелось: чем лучше подарок, тем сильнее он угнетает; Юзи казалось, что его используют, против воли заманивают в долговую ловушку. И на этот раз, с машиной, все было еще запутаннее. Юзи забывал, кто он; его ценности смещались. Даже Коль не понимал. Либерти все крепче впутывала его в свою сеть, и это было опасно. Он не был ее жертвой, он был жертвой собственного безрассудства. От этого становилось тошно.
Он завернул в пустынный задний двор заброшенного паба на самом берегу реки. Колеса «порше» неприятно подпрыгивали на неровном покрытии. Внедорожник Либерти был припаркован на дальнем краю, рядом с седаном БМВ. Юзи вывернул в тень и заглушил мотор. Странная часть Лондона, подумал он. Старый гангстерский мир пересекается с портовым районом Доклэндс. Повсюду заброшенные стройплощадки, сгоревшие машины, здания с заколоченными окнами и дверьми, покрытыми оцинкованной сталью; вдалеке возвышались мерцающие небоскребы Кэнэри-Уорф.
[13]
Над головой кружил вертолет.
Юзи немного посидел в тени. Из багажника не доносилось ни звука; препарат будет действовать еще полчаса. Юзи отклеил усы с верхней губы, поморщился и чертыхнулся себе под нос. Обычно у него не возникало проблем с латексным клеем, но теперь кожа начинала чесаться. Он вытащил телефон и набрал Либерти.
— Он у тебя? — спросила она.
В ее голосе была холодность, которой Юзи раньше не слышал.
— На хранении, — ответил он.
— Я в здании за твоей спиной, на втором этаже. Доставь его наверх.
— Он тяжелый. Мне понадобится помощь.
— Ты ведь не убил его, верно?
— Нет.
— Тогда приведи его сам. Мои люди нужны мне здесь.
На другом конце повесили трубку.
Юзи стукнул кулаком по рулю и выругался в лобовое стекло. Он ждал этого; глубоко в душе он знал, что Либерти женщина, беспощадная женщина, и теперь она думает, что он ей чем-то обязан. Так вот, она ошибается. Он ей не пешка. Она ему не командир. Он перезвонил.
— Что? — спросила она.
— Пришли кого-нибудь, чтобы мне помогли. Иначе я оставлю его здесь.
— Ты не оставишь его там. Ты поднимешь его наверх, ко мне.
— Он слишком тяжелый. Пришли мне помощника, или я брошу его здесь.
— Сделаешь это — и мы с тобой распрощаемся. Я не шучу. Обратной дороги не будет.
— У тебя пять минут, Либерти.
Юзи повесил трубку и вышел из машины. Он цеплялся к мелочам, но знал, что поступает правильно. Он навел порядок в мыслях и прислушался к чутью. Это проверка, решил он. Либерти проверяет его, пытается определить, насколько велика ее власть над ним. Приходилось признать, что мотыльки в животе таки порхали. Он почти у нее в руках. Почти. Но никто никогда не завладеет им полностью. К черту ее роскошь, к черту ее деньги. У него есть слик на Ист-Энд-роуд, у него есть путь к отступлению, и он готов им воспользоваться. Его свободу никто не купит. Юзи вытащил пистолет, передернул затвор и сжал рукоять под полой пиджака. На пустыре не было ни души, вокруг разбитых стен и зданий сгрудились длинные тени. В стороне, в нескольких футах от него возвышалась гора шин, поросших плющом. Верхняя губа чесалась, ладони стали липкими. Юзи посмотрел на часы. Три минуты. Небо затянулось облаками, до слуха доносился шум машин, звуки города. Где-то далеко взвыла сирена. Две минуты. Юзи нажал кнопку на ключах, и крышка багажника с шипением поднялась, обнаружив мумифицированного Абелева. Ставки были высоки: Либерти знала о нем много такого, чего явно не стоило знать Бюро. Но Юзи играл на том факте, что его персона слишком уж ценная, чтобы ею жертвовать. Одна минута. Он полез в бардачок, достал сигареты, «Зиппо». Ему вспомнились дети в арабских селах, как они бегали за иностранцами по улицам, выклянчивая деньги. Они не отставали, если им не давали отпор. Никогда. Приходилось бить их. Тридцать секунд. Возможно, Либерти решила поймать его на блефе. Но он не блефовал. Юзи крепче сжал пистолет. Он был готов уходить.
