— Если говорить не о чем, можно и помолчать, — вполголоса сказал Юзи, настороженно оглядываясь по сторонам.
— Но нам есть о чем поговорить. Много о чем.
— Не сомневаюсь. Но сейчас я занят, о’кей? Я на операции.
— На операции? На какой операции? Ты не рассказывал мне ни о какой операции.
— Я не должен тебе обо всем рассказывать. Ты мне не мать. Это личная операция, к тебе она никакого отношения не имеет. Я с тобой когда-нибудь с ума сойду. Свихнусь.
Наступила тишина, и Юзи решил, что Коль ушел. Но потом, едва он потянулся к ручке двери, голос опять заговорил.
— Верь в себя, Юзи, — спокойно произнес он.
Юзи покачал головой и вздохнул. В боковом зеркале виднелось удивленное лицо Авнери. Тот явно не понимал, что происходит. Юзи показал жестом, что все в порядке. Потом — несмело — открыл дверь фургона.
В полумраке, словно неотесанные колоды, валялись три пленника. Тишина стояла как в склепе. У Юзи чесались пальцы, он выругался. Забравшись внутрь, он закрыл дверь и присел на корточки между свертками, подсвечивая себе зажигалкой. Несмотря на жару, по коже пробирал мороз. Юзи не мог объяснить, откуда этот ужас; в прошлом его бы такое не зацепило. Прежде чем что-то предпринимать, он прикурил от зажигалки сигарету и глубоко затянулся. Один из мужчин закашлял и глухо простонал. По меньшей мере он жив. Остальные двое лежали абсолютно тихо, как трупы.
Юзи протянул свободную руку и легко опустил ее на лоснящуюся грудь ближнего к нему человека. Это мог быть кто угодно; лента закрывала пленников с ног до головы, их невозможно было отличить друг от друга. Грудь нормально поднималась и опускалась. Юзи убрал руку и передвинулся к третьему мужчине. Его грудь как будто не двигалась. Юзи слегка надавил на нее раскрытой ладонью. Ничего. По крайней мере, ему так казалось. Зажигалка вспыхнула и потухла, погрузив мир во мрак; остался только красный кончик тлеющей сигареты. Тишина в фургоне сделалась почти осязаемой. Юзи чиркнул зажигалкой и снова посмотрел на поляка. Повернув голову, он приложил ухо к носу мужчины. Ничего — ничего. Зажигалка потухла.
Как раз когда Юзи собирался зажечь ее снова, раздался резкий, щелкающий звук, и что-то ударило ему в лицо. Затем последовал приглушенный стон и вопль, к которому присоединился другой, более низкий голос. Второй удар опрокинул Юзи на спину. В темноте вокруг него брыкались и извивались упакованные поляки, оглашая фургон потусторонними звуками. Юзи встал на четвереньки и принялся шарить по полу в поисках зажигалки. Фургон скрипел и прыгал на подвесках. Юзи понимал, что надо звать на помощь, но не мог этого сделать. То ли гордость мешала, то ли страх. Возможно, и то и другое. Он широко открыл глаза, потом еще шире, но ничего не было видно. Зловещая какофония продолжалась: все те же нечеловеческие звуки, потрескивание упаковочной ленты, бьющиеся, как вытащенные из воды рыбины, тела.
Наконец дверь распахнулась, включился верхний свет, и в проеме появился Авнери с «береттой» наготове. Серией резких ударов рукоятью пистолета вкупе с потоком русской брани он усмирил хаос. Потом помог Юзи выбраться из кузова.
— Ну ты даешь, — рассмеялся Авнери, захлопывая дверь. — Что с тобой такое?
— Иди к черту, — отозвался Юзи, — не трогай меня.
Он забрался в кабину и вставил очередную сигарету в отбивающие дробь зубы. У него не было зажигалки. Он скрестил руки, выругался и постучал головой о спинку сиденья.
Дверь открылась, и, все еще посмеиваясь, в машину сел Авнери.
— Что такого смешного?
— Расслабься, дружище, расслабься, — сказал Авнери. — У тебя была тяжелая ночь.
Юзи с досады стукнул по приборной панели, и оба замолчали. Он прикурил, воспользовавшись салонной зажигалкой, которую потом вернул в маленький паз. Когда сигарета дотлела, он достал из кармана коноплю и начал скручивать косяк.
— Брось, — проговорил Авнери, — мы же на операции. Брось.
— Никакая это на фиг не операция, — буркнул Юзи. — Я ушел из Бюро, помнишь? Нет больше операций.
— Слушай, просто убери косяк. Если обдолбишься и что-то пойдет не так, нам крышка. Я видел, как ты там разговаривал с самим собой.
— Чего ты пристал, Авнери? Это всего лишь косяк.
— Только не на операции. Только не тогда, когда я на твоей стороне.
— А на моей ли ты стороне? Ты по-прежнему работаешь на Бюро, пусть и уборщиком дерьма.
— Ты о чем? Я делаю тебе одолжение.
— По-твоему, это одолжение? Это не одолжение. Это баш на баш. Я тоже помогаю тебе с твоим политическим фокусом, не забывай. Добываю тебе деньги.
— Без разницы. Я просто не хочу, чтобы со мной на операции был обкуренный напарник, вот и все.
— Пошел ты, Авнери.
Юзи зажег косяк и начал курить. Наступила пауза. Юзи разглядывал супермаркет через лобовое стекло. Последние посетители давно покинули магазин, и было видно, как сотрудники ходят туда-сюда, загружают полки, моют полы. Скоро придет время покончить со всем этим и ехать домой, поспать несколько часов. Юзи начало отпускать. Он посмотрел на Авнери, который сидел, прислонившись головой к боковому окну.
— Хочешь? — спросил он, протягивая косяк.
— Да пошло оно все, — сказал Авнери и хорошенько затянулся.
Вышла луна, и сотрудники «Теско» начали разъезжаться. Юзи и Авнери курили.
— Давай начинать, — сказал Юзи.
— Рано, — возразил Авнери. — Людей еще слишком много.
Машина наполнялась дымом, воздух был спертым и неподвижным. Авнери открыл люк. Повисла пауза.
— Думаю, за нами следят, — угрюмо проговорил Юзи.
— За нами никто не следит.
— Я чувствую.
Авнери покачал головой.
— Шпионский синдром начинается? Пора тебе завязывать с травкой, — сказал он. — Ты уже не тот, что прежде.
— Мы оба не те.
— Но в твоем случае виновата травка.
— Ты что, терапевт?
— Пора тебе бросать эту дрянь. Ну, привычку эту.
— Короче.
Они помолчали.
— Есть идеи, куда податься? — просил Авнери.
— Когда?
— После операции «Смена режима». Когда мы начнем с чистого листа.
— Говорю тебе, я останусь здесь, в Лондоне. Иначе я бы и не подумал спасать свой бизнес. Не подумал бы марать руки об этих придурков, что у нас в кузове.
— Можешь ставить на себе крест, если хочешь. А я полечу в какое-нибудь уютное местечко.
— Попробуй Грецию. Там сейчас дешево.
— Я не говорю по-гречески, — ответил Авнери.
— Научишься.
Они замолчали, пережидая, пока мимо, спеша домой и прочесывая фарами дорогу, пронесется очередная машина.
