Вот и все.
Остаток рабочего дня Исабель просидела за столом, боясь поднять глаза.
За рекой в Ойстер-Пойнте школа вовсю готовилась к новому учебному году. Натирали мастикой паркет, пол в актовом зале особенно сиял медовым золотом. Со стен туалетов соскребли граффити, сами стены выкрасили заново, в женском туалете наверху починили протекавшие краны. В полуподвале, в кладовке возле учительской, появились коробки с рулонами коричневых бумажных полотенец, туалетной бумаги, ластиками, кусками мела. Миссис Элдридж, школьная медсестра, пришла, чтобы заполнить бумаги и составить список предметов первой помощи: спирт, бинты, йод. Она поставила на подоконник цветок в горшке.
Все это было необычайно приятно: в отсутствие суетливой толпы учеников школьное здание казалось воплощением благородных намерений, как ему и полагалось, оно казалось обителью знаний, которые дают опытные взрослые. Директор Кекс Мандель трудился не покладая рук, ликвидируя путаницу в расписании, возникшую в последнюю минуту, и, как сказала его секретарша буфетчице, стал еще добрее, чем был раньше.
Уборщик по имени Эд Джейнс, проработавший в школе Ширли-Фоллс двадцать восемь лет, вышел покурить на северное крыльцо и увидел девчушку, бредущую к зданию школы. Она то и дело поворачивала голову, вглядываясь в окна кабинета на первом этаже. Эд Джейнс тут же вспомнил ее, хотя она была на себя не похожа. Это была та девчушка, которая частенько уходила из школы с тем парнем — Робертсоном (тут уборщик вздохнул и покачал головой, пепел упал с его сигареты). За долгие годы он многое повидал в этой школе, но мнение свое всегда держал при себе. Он был тихим, одиноким человеком, который привык думать о людях лучше, чем они есть, но, наверное, из-за этого его частенько не замечали. Учителя почему-то игнорировали его даже чаще, чем ученики, и он нередко оказывался свидетелем непристойных, поразительных фраз, сказанных друг другу педагогами. И видел он многое: учитель биологии — грузный женатый мужчина лет пятидесяти, в очках с толстенными стеклами, которые расширяли и искривляли его зрачки, — однажды под вечер на лестничной площадке только задрал шерстяную юбку на заднице библиотекарши, как Эд Джейнс этажом ниже уронил швабру и вспугнул пташек (а потом благородно сделал вид, что ничего не замечает, когда пташки упорхнули).
Да, за долгие годы у него было достаточно времени, чтобы прийти к одному выводу: людское поведение — загадочная штука.
Эд Джейнс никогда не видел, чтобы учитель биологии, ну, скажем, смеялся, и почему библиотекарша — симпатичная женщина, мать четверых детишек, не просто позволила, а с удовольствием позволила руке этого человека гладить свои обширные бедра, было для Эда Джейнса сущей загадкой. «О вкусах не спорят», — говаривала его сестра, и ему ничего не оставалось, как согласиться с ней.
Девочка его увидела. Она потупилась, смущенная тем, что ее заметили. «Застенчивая, — подумал Эд, — вон как идет: косолапит, а ноги худые и коленки голые». Девочка снова подняла глаза, он будто ждал этого и приветливо помахал ей рукой.
Она неуверенно махнула ему в ответ, а потом неожиданно свернула и прямо по газону направилась в его сторону.
— Ну и как дела? — спросил Эд, когда она была в нескольких шагах от него.
Она улыбнулась ему бледной, извиняющейся улыбкой, вблизи она еще больше отличалась от той девчонки, которую он помнил.
— Ты подстриглась? — сказал он и, заметив, что ее передернуло, добавил: — Хорошо выглядишь, прям-таки взрослая леди.
Она улыбнулась чуть шире, расслабленнее, опустила взгляд.
«Детишкам, — подумал он, — всего-то и надо, чтоб с ними по-доброму».
— Вы не знаете, куда уехал мистер Робертсон?
Эд Джейнс кивнул, бросил окурок на цементную ступеньку и тщательно придавил его своим черным рабочим ботинком.
— Вернулся в Массачусетс, скорее всего. — Он поддел сплющенный бычок носком ботинка и отшвырнул через газон на добрых два фута. — Он приезжал на той неделе, забирал вещички из кабинета.
— На прошлой неделе?
Посмотрев на нее, уборщик понял, что надо поосторожнее.
— Точно, на прошлой неделе я его тут видел. У него ж контракт был на год всего, ты ж знаешь, из-за сломанной ляжки мисс Дейбл.
— О да… Я знаю, — невнятно пробормотала девочка, глядя в сторону.
— Или черепа? Сначала она пробила себе череп, кажется, а уж потом сломала ногу. — Эд Джейнс покачал головой, не слишком заинтересованно.
— Но я думала, что он давно уехал. А он приезжал на той неделе? — Девчушка повернулась к Эду, ее большие глаза были обведены красной каемкой.
Новость ее расстроила, наверное, он обязан как-то это сгладить, но не в характере Эда Джейнса было врать, и поэтому он сказал мягко:
— А ты спроси там, в офисе, может, они дадут тебе его адрес, если ты хочешь написать ему.
Она кивнула и снова потупилась.
— Ладно, все в порядке. — Она взмахнула рукой. — Увидимся.
— До встречи. Хорошо тебе провести последние летние деньки, — сказал он ей вслед.
Конечно, Исабель одолевали некоторые сомнения. Но она мысленно посоветовалась со своей кузиной Синди Ра, и та сказала, что это прекрасная идея — пригласить Кларков в гости. Исабель всегда была слишком стеснительна, а люди отзываются на дружелюбное отношение, откровенно говоря. Исабель не осознавала, что люди часто путают застенчивость с враждебностью, и не исключено, что женщины из церкви, и среди них Эмма Кларк, долгие годы думали, что Исабель просто пренебрегает ими, сторонится, вместо того чтобы искать общения.
Согласившись со всеми этими воображаемыми советами, Исабель воодушевилась. И все же она рассчитывала, что Эмма Кларк перезвонит ей лично, чтобы поблагодарить за любезное приглашение, переданное через Эйвери. Ну да ладно.
Зато Эйвери наконец-то стал прежним. Веселым взмахом руки он приветствовал ее каждое утро, правда, у него за разгребанием дел, накопившихся за отпуск, совсем не было времени поболтать. Но все шло хорошо, после того как она застала Эйвери врасплох у фонтанчика своим приглашением в гости, и ничто не говорило о том, что она совершила ошибку.
Поглощенная приготовлениями, она все же не сказала Дотти и Бев, что пригласила Кларков на уик-энд, дабы они не усмотрели в этом налета высокомерия. Да и вообще, казалось не слишком тактичным устраивать вечеринки, в то время как Дотти все еще чувствует себя такой несчастной. Худая как палка, она по-прежнему пыталась найти утешение в сигаретах, а заботливая Бев баловала ее то шоколадным пирожным, то фруктами.
Исабель было нелегко чувствовать себя лгуньей, она не могла не связывать свою мнительность с такими вот проявлениями дружбы. По правде говоря, было ужасно видеть страдания Дотти, думать об этих страданиях, гораздо приятнее было предвкушать возможность снова понравиться Эйвери, и потому, обменявшись ободряющими взглядами с Бев при виде Дотти, поглощающей персик, она в то же самое время думала о том, не стоит ли шоколадный пирог для Кларков заменить персиковым десертом «Мельба»? Или подать и то и другое? Нет, это будет уже чересчур, а вот симпатичная вазочка с фруктами, наверное, будет хорошо смотреться рядом с пирогом.
