«Дело наше далеко не безнадежно, нам нельзя отступать. У них есть свои уязвимые места. Солнечный свет, огонь смертельно опасны для вампира. Его можно обезглавить, пронзить ему сердце колом. Святая вода, распятие способны сжечь их дотла. Берите с собой чесночные таблетки. Трите чесноком себе шею и запястья, чтобы лишить их возможности пить вашу кровь. Делайте на теле татуировки в виде креста, и тогда одним своим прикосновением вы можете сжечь кровососа».
Дженн слабо улыбнулась. Джеми ходил с ног до головы в татуировках, и половина из них изображала какой-нибудь крест. «Наверное, говорит его давно потерянный брат-близнец».
А человек в радиоприемнике продолжал.
«Правительство Кубы, последней страны в нашем полушарии, сохранившей веру, подписало сегодня с вампирами соглашение о свободной торговле. Ходят упорные слухи о том, что Испания готова признать Соломона официальным представителем так называемой Нации Вампиров».
Все, находившиеся в комнате раскрыли рты и обернули головы к отцу Хуану. Лицо его было белым, как мел.
— Неужели это правда? — спросила она. — И что это за нация такая — вампиры?
«Тем не менее не отчаивайтесь, — продолжал голос в динамике. Каждый день люди возвращают в свои руки города и поселки, и скоро настанет день, когда дело дойдет до больших городов. А сейчас у меня специальное сообщение для слушателей из Нового Орлеана».
Дженн вздрогнула. Впрочем, и все остальные тоже. Она подошла ближе (отец Хуан все еще поддерживал ее) и, затаив дыхание, стала слушать.
«Этот город надо сжечь».
В комнате раздались протестующие голоса.
«Вы все отчаянно необходимы в других местах, а ваш город все равно уже для людей безвозвратно потерян. На этом наша передача заканчивается. С вами был Кент, вы слушали голос Сопротивления».
— Кто он такой? — спросила Дженн.
Один из слушавших покачал головой.
— Никто не знает. Неизвестно, где он скрывается и как ему удается не быть схваченным.
— Такое бывало и во время Второй мировой войны, — заметил отец Хуан.
— Да, но сейчас не сороковые. Сейчас существуют такие технологии, что, по идее, его должны были выследить и схватить несколько месяцев назад. Просто чудо, что он продолжает работать.
— Значит, надо молиться, чтобы он делал это и дальше, — сказал отец Хуан, потянул Дженн к двери, и они продолжили прогулку.
«Этот город надо сжечь». Странное чувство, но ей казалось, что он обращался лично к ней. Она бы с большим удовольствием плюнула на этот город, бежала отсюда со всех ног и подальше, но без Хеды сделать это для нее невозможно.
Скрываться, втайне готовить и транслировать радиопередачи — такая жизнь не для нее. Она подумала о бабушке с дедом, обо всем, что они видели в своей жизни, что испытали. Они сейчас были бы куда более приспособленными к такой жизни.
Позвонить бы сейчас бабушке. Ах, если бы они с мамой были в безопасности. А что касается отца…
«Надеюсь, вампиры убили его».
— Ого, — сказал отец Хуан; наверное, она сильно сжала его руку, и ногти ее больно впились ему в ладонь. — Дженн, что это с тобой?
— Ненавижу его! — прошептала она. — Если б он был сейчас здесь, убила бы его собственными руками.
— Тогда, ради тебя же самой, надеюсь, ты никогда его не увидишь.
Он остановился, повернулся к ней лицом и заглянул в глаза. Положил обе руки ей на плечи и вздернул голову; от печали и сочувствия к девушке черты лица его размягчились.
— Твоя ненависть, Дженн, должна вдохновлять тебя на бой. Но не позволяй ей терзать твое сердце.
Он поправил упавший на глаза вихор ее золотисто-каштановых волос.
— Мы все стараемся быть справедливыми и честными, но, по правде говоря, находимся на волосок от греха. Каждый из нас в любую минуту готов выпустить зверя…
— Здравствуйте, Местер Дженс, — весело проговорил Холгар, появляясь в конце коридора.
На нем были все те же джинсы и свитер, в которых он прибыл сюда несколько дней назад. Да и на всех остальных тоже.
— Философствуем, да? Небось о дьяволе?
В тоне его была странная, натужная несерьезность. Он скрючил пальцы наподобие когтей и оскалил зубы.
— Я зверь, обремененный множеством грехов.
Отец Хуан и бровью не повел.
— Холгар, ты же знаешь, что я не это имел в виду, — ответил он. — Тебе нужно отдохнуть. Мне кажется, вы с Джеми предлагали Марку завтра утром потренировать его и его людей приемам «крав маги», разве нет?
Холгар отвесил поклон.
— Слушаю, мой учитель, и повинуюсь.
Он улыбнулся Дженн.
— Рад тебя видеть.
— Tak,
[97]
— ответила она.
Он повернулся, чтобы уйти, потом оглянулся и на этот раз лицо его было серьезно.
— Учитель, ведь вы оговорились, ja?
— Холгар, — устало отозвался отец Хуан, — я бы хотел надеяться, что ты не считаешь меня таким глупым.
Улыбка совсем исчезла с лица датчанина.
— Чтобы рассуждать о грехе и внутреннем звере? Не уверен.
Он запустил пальцы в свою соломенную шевелюру, и волосы рассыпались по его плечам.
— До завтра, — закончил он и вышел.
— Все сейчас раздражены, — сказал отец Хуан, провожая его взглядом. — Я как раз об этом и говорю. Для вас шестерых и так нелегко научиться работать вместе, теперь еще приходится тесниться с чужими, а у нас так много того, что надо скрывать…
Она вздохнула.
— А кое-кому это становится все трудней.
— Знаю.
— Это я виновата.
— Нет, тут ты не права.
Он пытливо вгляделся ей в лицо.
— Как бы хотелось сказать тебе, что все у нас будет хорошо. Но между верой и ложной надеждой большая разница.
— Какая?
— Вера — это знание, что все идет так, как надо.
Казалось, глаза его наполнились светом, и она не могла не улыбнуться. В этом-то и заключалась главная ее претензия к его религии. Если все шло из рук вон плохо, значит, такова была воля Божья. Если ее сестра погибла…
— Давай-ка покормим тебя чем-нибудь, — сказал он. — Тебе надо подкрепиться.
Новый Орлеан
Хеда
Ингалятор больше не работал. Всхлипывая и задыхаясь, она трясла его, но все было бесполезно. В горле хрипело и булькало, отчаяние охватило ее. Она подносила прибор к губам, жала на мембрану — без толку.
