Дженн и семейная пара сидели за столиком в небольшом ресторанчике напротив автомобильной стоянки мотеля, куда они подъехали час назад. Автомобильчик свой они уже разгрузили. Граница между Миссисипи и Луизианой была закрыта минимум до конца дня. Произошел какой-то там сбой в системе защиты, Дженн в этом ничего не понимала. Передали по новостям, и на шоссе уже вытянулась длинная колонна автомобилей; значит, не соврали.
На экране телевизора, свисавшего с потолка над кофейным автоматом, дикторша повторяла информацию. Звук был включен очень тихо, и Дженн ничего не было слышно. В Испании такого не бывает. Дженн сидела, как на иголках, ей хотелось с криком выскочить из ресторана, поймать первую попавшуюся машину, уехать куда-нибудь подальше от цивилизации и пересечь границу нелегально. А Бетюны относились к происходящему философски. Судя по их поведению, подобные вещи здесь случаются нередко. Они немедленно сняли в мотеле номер, а также для нее комнатку рядом. Она уже разработала план: только они уснут, она потихоньку выйдет из комнаты — и ходу.
— Хорошо, что ты полила перед отъездом плющ, — сказал Орал.
Жена кивнула.
— Джеки, дорогая, что же вы ничего не едите? Надо обязательно поесть что-нибудь, — обратилась она к Дженн.
Дженн представилась им своим фальшивым именем: Жаклин Симмонс.
— Простите меня, миссис Бетюн, — ответила она со слащавой улыбкой, — что-то не хочется. Я очень беспокоюсь, как там бабулечка. Надо еще раз позвонить ей, — и она вынула мобильник.
— Конечно, конечно, милая, — сказала Модин, а Орал, толстяк, едва влезавший в свой «Мини-Купер», цапнул два оставшихся печенья и переложил себе на тарелку. Модин строго на него посмотрела, но он сделал вид, что ничего не заметил.
Дженн быстро вышла из ресторана и еще раз позвонила отцу Хуану. Ответил он сразу.
— Дженн, хорошие новости. Мы уже в пути. В Новом Орлеане есть священник, он свяжет нас с группой местных бойцов.
— Охотники? — с надеждой спросила она.
— Не совсем. Не такие, как мы, — ответил он. — Не выключай телефон. Когда я узнаю больше, сразу тебе сообщу.
Он помолчал.
— Границу открыли?
— Нет.
— Оставайся на месте, пока не откроют.
— Отец Хуан, я больше не могу, — взмолилась она. — Сколько можно сидеть здесь и есть овсянку.
— Сиди и ешь, — твердо сказал он. — Надоест — иди в номер и спи. Отдыхай, пока есть возможность. А потом Бетюны отвезут тебя в Луизиану.
— Но…
— Я твой учитель, — напомнил он. — Или хочешь, дам трубку Великому Охотнику, она просто прикажет делать, что я говорю!
Сквозь толстое стекло витрины она увидела, что Модин машет ей рукой и указывает на официантку: та уже расставляла большие тарелки, полные тушеного мяса с картошкой. Орал смотрел на официантку и улыбался, держа в руке пустой бокал, в котором еще недавно был налит сладкий холодный чай.
— Держись этих людей. Им тоже надо пересечь границу, — продолжал отец Хуан. — Сейчас тебе нужна холодная голова, а не горячее сердце, поняла?
— Но Хеда в руках у Авроры…
— И Аврора сказала, что оставит Хеду живой до Масленицы. Если с тобой что-то случится, нам придется спасать еще и тебя. Escuchame,
[35]
— сказал он, отметая все возражения, — мы летим до Нового Орлеана. Нам не надо пересекать границы. Так что не надо усложнять нам задачу.
Дженн глубоко вздохнула.
— Ну, хорошо.
— Виепо.
[36]
Джеми, здесь не курят, — сказал он в сторону. — Дженн, я знаю, ты не веришь в силу молитвы, но я верю, и я молюсь за тебя.
— Спасибо.
Горло ее сжало, на глаза навернулись слезы.
— О, Господи, отец Хуан.
— Ну вот… в конце концов, и это молитва, — тихо сказал он. — Бог даст, скоро увидимся.
Она отчетливо представила себе, как он осеняет ее крестным знамением. Отключился отец Хуан первым. Она снова посмотрела в витрину. Орал Бетюн поднял тарелку Дженн, словно хотел сказать, что скоро остынет. Подняв вверх большой палец, она набрала бабушкин номер. Там включился автоответчик.
— У меня все в порядке, — сказала она и дала отбой.
Если кто-то завладел бабушкиным телефоном, определить, откуда был звонок, он не сможет.
Она еще немного постояла на улице, собираясь с духом. Потом вернулась в ресторан и села на свое место. Кто-то успел прибавить громкость телевизора. Показывали все те же новости. Бетюны перестали жевать и, не отрываясь, уставились в экран.
— …итак, повторяю, граница между Луизианой и Миссисипи будет закрыта как минимум на сутки.
— Нет, — прошептала Дженн. — Только не это.
— Хорошо, что я захватила с собой почитать, — сказала Модин. — И вязание.
— Интересно, у них есть тут кабельное, — отозвался Орал. — Джеки, ты какие фильмы любишь?
Вечер тянулся бесконечно. После обеда они собрались в номере Бетюнов и смотрели триллер про шпионов. Потом Орал объявил, что устал, и Модин поняла это как намек: вечеринку надо перенести в номер Дженн. Попивая лимонад из банки, она непрерывно болтала; наконец стало поздно, и она, слава богу, встала, чтобы отправиться к себе. Подойдя к двери, соединяющей оба номера, она положила руку на шарообразную ручку и оглянулась на Дженн. Лицо ее выражало нежнейшее сочувствие.
— Ведь ты беспокоишься не о своей бабулечке, я угадала? — спросила она.
Дженн покачала головой. Модин печально улыбнулась.
— Сейчас тяжелое время, но Бог даст, все образуется, вот увидишь.
— Конечно, мэм, — Дженн прочистила горло. — Я знаю.
— Как только наше правительство и Соломон отделят зерна от плевел, жизнь наладится.
«Ты что, дура, что ли?» — хотелось крикнуть Дженн в лицо этой курице в свитере с идиотскими медвежатами на груди.
Но она сдержалась, смиренно сложив руки на коленях.
— Жаль, что это будет еще не скоро.
— Скоро, не успеешь оглянуться, — заверила ее Модин и послала ей воздушный поцелуй. — Какая ты все-таки миленькая, Джеки.
— Спасибо, мэм, — ответила Дженн.
Постоянное беспокойство и необходимость притворяться совсем измучили Дженн. Она взяла со стола дешевую зубную щетку и пошла в ванную комнату. Потом улеглась в постель. Дезодорант в номере пах, как жевательная резинка. На душе было тяжело.
«Вряд ли усну, — подумала она, — что бы такое сделать, чтобы успокоиться?»
Но она все-таки заснула. И ей приснился сон.
Она видела во сне Антонио; он стоял под кружевной кроной апельсинового дерева, сплошь усыпанного белыми цветами. На нем была белая рубашка и белые брюки, низко подпоясанные на бедрах красным кушаком. Ноги босые. Вьющиеся волосы падали на уши, на лице был золотисто-коричневый загар. На носу несколько веснушек, а в рубиново-красных серьгах отражались лучи заходящего солнца.
