Оборотень робко смотрел на своего учителя. В своем волчьем обличье он стоял бы перед ним, поджав хвост.
— Что случилось, Холгар?
— Сегодня ночью было полнолуние.
— Да, ну и что?
— Кажется, я выбрался из клетки.
Заботясь о безопасности остальных, Холгар сам настоял на том, чтобы в ночь полнолуния его запирали в клетку. В волчьем облике оборотни не вполне способны контролировать свои поступки. У них это проявляется по-разному, на это влияют и внешние факторы, включая сон, голод, стресс и окружающую обстановку.
— Ты все хорошо помнишь?
Холгар покачал головой.
— Nej. Но у меня дурное предчувствие.
— Почему?
Моргая, юный датчанин переступил с ноги на ногу и сжал губы.
— Я очнулся рядом с тушей оленя, которому перед этим вспорол брюхо.
Ну, это еще не так страшно. Однако отец Хуан чувствовал, что Холгар сказал еще далеко не все. Священник знаком с подобными вещами.
— Ну, и?
— Там не было головы.
— И что, по-твоему, ты с ней сделал? — недоверчиво спросил отец Хуан.
Он еще не слышал о том, чтобы оборотни отрывали у кого-нибудь голову и прятали ее в другое место. Волкам такое поведение не свойственно. А это означало, что, если Холгар сделал это, в этом следует винить его человеческую сущность.
— Не знаю, — прошептал Холгар.
Вдруг оба услышали, как хлопнула дверь и кто-то пробежал по коридору.
— Холгар! — раздался крик; это Джеми орал во всю мощь своих легких.
Отец Хуан смежил веки.
— Кажется, я догадываюсь, что ты сделал с этой головой.
Склонив голову, Скай сидела в кабинете отца Хуана. Рядом с ней сидел Холгар, а в дальнем углу — Джеми. Скай никак не могла поверить в то, что Холгар сунул отрезанную голову оленя Джеми в постель. Совершенно бандитский поступок. Джеми был в ярости, поначалу даже утратил дар речи. Холгар же был странно спокоен, и это пугало; его обычную веселость как ветром сдуло, и, глядя в его задумчивое лицо, Скай не могла избавиться от страха.
Но еще больше она испугалась, когда посмотрела на отца Хуана. Ясно было, что произошло нечто совершенно ужасное.
— Какие новости? — тихо спросила Эрико.
— Ничего хорошего, — признался отец Хуан. — В России мы потеряли два отряда. Скоро я пошлю туда вас, готовьтесь. К тому же нынче утром пришло сообщение. Сопротивление Нового Орлеана уничтожено. В этом принимала участие полиция и новообращенный мэр, а также их новые союзники, включая большинство последователей вуду — с их помощью вампиры снова захватили город. Из наших сторонников в живых не остался никто.
— Все погибли? Марк и все остальные? — шепотом спросила Скай.
Отец Хуан кивнул и перекрестился. А за ним и Антонио.
— Si, mi'ja,
[108]
все они погибли.
В комнате кто-то захлюпал носом, и Скай не сразу поняла, что это она сама.
— Но и это еще не все. Сегодня утром испанское правительство заключило с вампирами соглашение. В нем говорится, что охотники должны прекратить свою деятельность, в противном случае будут считаться врагами государства. Церковь продолжит спонсировать Академию и как можно дольше покровительствовать ей, но в целом дело — дрянь.
— Конец света, — прошептала Скай.
Ни один человек в комнате не стал с ней спорить.
Все собрались в часовне, чтобы поразмыслить, вспомнить прошлое, помолиться. Дженн потеряла способность что-либо чувствовать. Они потерпели поражение по всем пунктам. Сестра ее стала вампиром и сидела запертая в клетке где-то в недрах университета. Люди, с которыми они вместе дрались против общего врага в Новом Орлеане, погибли, и вампиры еще крепче зажали этот город в руках. Испанское правительство практически подписало капитуляцию, а Церковь, вероятно, готовит договор с вампирами, в то время как славные саламанкийцы сидят в полумраке часовни и, как овцы, ждут, когда их придут резать.
— Из меня плохой вожак, — нарушив молчание, сказала Эрико. — Я не создана для этого. Я — охотник, да, но руководить другими я не могу.
— Среди нас только один человек, который способен на это, — подал голос Антонио.
Дженн подняла голову. Она знала, что, попроси он ее, она пойдет за ним хоть в самый ад.
Поднялся минутный ропот, потом все смолкло.
— Послушай, Дженн, — раздался в тишине голос Скай. — Может, хватит скрывать перед нами, на что ты способна?
— Не понимаю, — отозвалась пораженная Дженн.
— Ты прекрасно слышала, что она сказала, — проворчал Джеми.
— О чем вы? — снова спросила недоуменная Дженн.
— Нам нужен командир, вожак, вождь, человек, который способен просчитывать действия врага, — сказала Скай, пронизывая взглядом ее насквозь.
— Да кто я такая? Просто Дженн, и все. — Она вслух произнесла то, как она называла себя наедине с самой собой.
— Вот именно, — сказал Холгар. — А ты посмотри, кто перед тобой сидит? Стайные звери. Я оборотень, я родился и вырос в стае волков. Скай — колдунья, родилась и выросла в шабаше ведьм. Эрико — продукт общества, в котором общие ценности ставятся гораздо выше личных. Антонио уже целых семьдесят лет учится на священника, черт бы его подрал. А Джеми любит считать себя этаким «одиноким волком», вот и выходит, что он такой же стайный зверь, как и я. Только его стая — Ирландская республиканская армия.
Джеми фыркнул, но промолчал.
— И только ты у нас, Дженн, существо уникальное, неповторимое, — продолжал Холгар. — Тебя взрастили и воспитали так, что только ты по-настоящему понимаешь ценность отдельной личности. Ты сама сказала о себе: «Я просто Дженн». Для тебя нет стаи, ты не чувствуешь ее ни в своей семье, ни в нас. В этом твоя уникальность, этим ты отличаешься от всех нас. Только ты можешь залезть в черепную коробку вампирской элиты и узнать, что думают эти твари, которые заботятся только о себе.
Дженн смотрела на него, как громом пораженная. Она вспомнила, как с детства слушала передачи по радио и смотрела по телевидению, где люди рассуждали о распаде семейной культуры, о растущей изоляции и одиночестве американцев, особенно живущих на Западном побережье. К этому можно прибавить изоляцию, в условиях которой многие годы жила ее семья благодаря подпольной деятельности бабушки с дедом.
Она вдруг поняла, что именно то, что она всегда считала своим недостатком, может спасти их всех. Холгар прав. Будь она человеком стайным, мучительная-неуверенность в себе давно заставила бы ее покинуть отряд, чтобы избавить товарищей от себя и собственной никчемности. Соблазн был велик, но она так и не решилась на это.
