— Евгения! Как вы думаете, она имеет в виду миссис Спенс? — восклицает Энн.
Мы дружно шикаем на нее, и Фелисити продолжает читать.
…Евгения говорит, что они не могут окончательно уйти, пока не выполнят свои задачи, в чем бы они ни заключались, и только после этого обретут покой. Некоторые из этих блуждающих душ никогда не найдут освобождения, и со временем они станут темными духами, которые причиняют разное зло. Они будут изгнаны в Зимние Земли, сферу огня, льда и теней. Только самым сильным и мудрым из наших сестер позволяется проникать туда ради того, чтобы темные обитатели той сферы могли высказать тысячи своих желаний. Эти духи могут превратить тебя в раба силы, если ты не знаешь, как ею пользоваться, и не умеешь изгонять их, как это делают старшие сестры. И если ты ответишь на зов такого погибшего духа, свяжешь себя с ним, ты можешь навсегда изменить равновесие сфер.
Фелисити отрывается от дневника.
— Ох, честно говоря, это самая худшая попытка сочинить готический роман! Здесь только не хватает скрипучих полов замка и героини, которой грозит потеря девственности.
Пиппа выпрямляется и хихикает.
— Ну так давайте прочитаем дальше и выясним, может, они все-таки потеряют девственность?
Сегодня мы снова очутились в том саду, полном ошеломительной красоты, саду, где величайшие желания могут стать реальностью…
— Вот это уже ближе к делу, — заявляет Фелисити. — Похоже, они сейчас вляпаются в какое-то приключение.
Пышный вереск с нежным ароматом, цветом напоминающий вино, покачивался под оранжевыми с золотом небесами. Мы долгие часы просто лежали в нем, ничего не желая, одним лишь прикосновением пальцев превращая стебли травы в бабочек, зная, что по нашей воле и желанию реальным может стать все, что мы только вообразим. Сестры показали нам потрясающие вещи, которые мы могли бы делать, способы исцеления, передали формулы красоты и любви…
— О-о-ох! — стонет Пиппа. — Я тоже хочу знать эти формулы!
Фелисити повышает голос, заглушая ее, и Пиппа замолкает.
…и заклинания, с помощью которых можно укрыться от чужих глаз, и такие, которые склоняют мужские умы перед волей Ордена, влияя на их мысли и сны до тех пор, пока их судьбы не раскроются перед ними, как рисунок звезд в ночном небе. Ведь все это уже записано рунами Оракула. А нам, чтобы обрести познание, довольно было просто коснуться ладонями их кристаллов, и мы сразу стали проводниками Вселенной, текущей сквозь нас мощно и стремительно, как большая река. На самом-то деле мы лишь краткие секунды могли это выдержать, так велика была эта сила. Но когда мы отступили, внутренне мы стали совершенно другими. «Вы открылись», — сказали нам сестры…
Пиппа опять хихикает.
— Возможно, они в конце концов потеряли все же девственность?
— Ты дашь мне дочитать или нет? — рычит Фелисити.
…но мы и сами уже это ощутили. И мы в себе принесли малую толику магии в этот мир, вновь пройдя сквозь завесу между сферами. Первый опыт мы провели за обедом. Сара уставилась на свою тарелку с отвратительным супом и хлеб, потом закрыла глаза и попросила, чтобы все это стало жареным фазаном. Оно и стало, и по виду, и на вкус. И фазан оказался так хорош, что Сара, опустошив тарелку, улыбнулась от души и сказала:
— Хочу большего!
Я настолько ушла в свои мысли, что и не заметила, когда Фелисити перестала читать. Все молчат, вокруг тихо, и только звенят капли воды, падающие со стен пещеры.
— Где это ты такое отыскала? — Фелисити уставилась на меня так, словно я опасная преступница.
«Там, куда привела меня глубокой ночью призрачная малышка. А с тобой разве никогда не случалось подобного?»
— В библиотеке, — вру я.
— И ты действительно думаешь, что это описание реальных событий, происходивших в школе Спенс в колдовские часы?
— Ох… конечно, нет! — Новая ложь. — Я просто думала, это нас немножко развлечет.
— О-о! Колдовской час Ордена! Интересно, когда наступает этот час? Сразу после службы в церкви, или сразу после урока музыки?
Пиппа так резко хихикает, что даже фыркает, как лошадь. Это выглядит весьма непривлекательно, а я достаточно злорадна для того, чтобы искренне насладиться этим мелким происшествием.
— Весьма забавно… ты очень остроумна, — говорю я Фелисити, стараясь, чтобы мой голос прозвучал добродушно и весело, хотя я чувствую себя злой и униженной.
Фелисити держит дневник высоко над головой, вид у нее насмешливый и в то же время серьезный.
— Итак, сестры мои, предлагаю вот что. Отныне и навсегда это будет нашей священной книгой. Давайте каждую встречу начинать с чтения нескольких страниц этого невероятно захватывающего и, — она бросает взгляд в мою сторону, — и абсолютно правдивого дневника.
Пиппа просто взвыла, услышав это.
— Великолепная идея, по-моему! — Язык у нее слегка заплетается, и потому вместо «великолепная» звучит нечто вроде «велепная».
— Погоди-ка, но это же мое! — возражаю я, протягивая руку к дневнику, однако Фелисити проворно прячет его в карман плаща.
— Мне показалось, ты говорила, что взяла его в библиотеке? — произносит Энн.
— Ха! Хорошо сказано, Энн!
Пиппа одаряет Энн улыбкой, и я начинаю сожалеть, что согласилась на дружбу с этими девушками. В итоге моя ложь ударила по мне самой, и я осталась без тетради Мэри Доуд и лишилась возможности понять, что происходит со мной, что могут означать мои видения. Но изменить уже ничего нельзя, не рассказав девушкам всей правды, а к этому я не готова. Я не могу этого сделать, пока не разберусь в себе.
Энн снова протягивает мне бутылку, но я отвожу ее руку.
— Je ne voundrais pas le whiskey,
[10]
— бормочу я на своем чудовищном французском.
— Мы должны помочь тебе с французским, Джемма, пока Лефарж не отправила тебя в младший класс, — говорит Фелисити.
— А откуда ты-то так хорошо знаешь французский? — раздраженно спрашиваю я.
— К вашему сведению, мисс Дойл, у моей матери случайно имеется весьма известный салон в Париже. — Фелисити произносит слово «салон» на французский лад. — Все самые известные европейские писатели бывают у нее в гостях.
— Так твоя мать француженка? — спрашиваю я.
Мысли у меня слегка расползаются и туманятся из-за виски. И мне постоянно хочется захихикать.
— Нет. Она англичанка. Из рода Йорков. Просто она живет в Париже.
Интересно, почему это она живет в Париже, а не здесь, куда возвращается ее супруг, выполнив долг перед ее величеством королевой?
— Так твои родители не живут вместе?
Фелисити бешено смотрит на меня.
