Я очнулся в полной темноте, встревоженный и сбитый с толку.
Как всегда в таких случаях, я оставался лежать неподвижно и дышал ровно, будто
еще сплю. И вслушивался.
Ни звука.
Я чуть-чуть приоткрыл глаза.
Маловразумительное зрелище.
Я снова зажмурился. Может быть, удастся уловить колебания
поверхности, на которой я лежу ничком?
Не колеблется.
Я полностью открыл глаза и с трудом поборол желание тут же
опять закрыть. Приподнялся на локтях, потом подобрал под себя колени. Повернул
голову. Ничего чуднее я не видел с тех пор, как пьянствовал с Люком и Чеширским
Котом.
Все вокруг было совершенно лишено красок, только черное,
белое и серое. Как фотографический негатив. Зияющая черная дыра — надо
полагать, солнце — висела невысоко над горизонтом по правую руку от меня. По
темно-серому небу лениво проплывали чернильно-черные облака. Я сам превратился
в негра, зато камни подо мной и вокруг лучились ослепительной белизной.
Я медленно встал, огляделся. Да. Земля сверкает, небо темно,
я — серая тень между ними. Прямо скажу, приятного мало.
Воздух был сухой, морозный. Я стоял у подножия кипенно-белых
гор, наводящих на мысли об Антарктиде. Они уходили влево. Справа, в направлении
восходящего — если моя догадка верна — солнца тянулась черная равнина. Пустыня?
Мне пришлось заслониться ладонью от ее пронзительного… чего? Антисвета?
«Черт!» — попытался сказать я и обнаружил сразу два
обстоятельства.
Во-первых, мое восклицание осталось беззвучным. Во-вторых,
челюсть чертовски болела — там, куда ударил отец или его подобие.
Я повторил свое беззвучное соображение и вытащил колоду.
Если тебя забросило куда-то не туда, лучше не строить пустых догадок. Я сдал
Козырь Колеса-Призрака, сосредоточился.
Никакого отклика. Но, может быть, Призрак, который и велел
мне затаиться, попросту не хочет отвечать на зов. Я перетасовал колоду.
Остановился на Флоре. Она всегда охотно выручала меня в трудную минуту. Я вгляделся
в ее милое лицо, сосредоточился…
Ни один золотистый локон не шелохнулся. Температура не
снизилась и на градус. Карта оставалась картой.
Я удвоил усилия и даже подкрепил их заклинанием. Дохлый
номер.
Тогда Мандор. Несколько минут я убил на его карту — тот же
результат. Попытался связаться с Рэндомом. Ничего. Бенедикт, Джулиан. Нет и
нет. Фиона, Люк, Билл Рот. Еще три в минусе. Я даже вытащил пару Козырей Рока,
но не смог достучаться ни до сфинкса, ни до башни из костей на горе зеленого
стекла.
Я сложил колоду, убрал ее в футляр и в карман. Раньше такое
случалось только в хрустальной пещере. Впрочем, карты можно блокировать самыми
разными способами. Сейчас не время гадать, что же произошло. Важнее придумать,
как перебраться в какое-нибудь более приветливое место, а выяснением причин
заняться на досуге.
Я пошел. Ноги мои ступали совершенно бесшумно. Я пнул
гальку. Она запрыгала вперед, но я ровным счетом ничего не услышал.
Белое налево, черное — направо. Горы или пустыня. Я свернул
влево. Ничто не двигалось, кроме черных-пречерных облаков. Каждый выступ
отбрасывал режущую глаз белизну — сумасшедшую тень на сумасшедшей земле.
Еще раз свернуть налево. Три шага… обогнуть валун. Вверх по
склону. На холм и вниз. Вскоре слева между камнями покажется алая полоска…
Ничего подобного. Ладно, в следующий раз…
Острая боль в виске. Ни намека на красное. Вперед.
Расселина справа, за следующим поворотом.
Я потер виски, которые начало ломить, когда никакой
расселины не обнаружилось. Я засопел, на лбу выступил пот.
Болотная зелень в мелких синих цветочках у подножия
следующего косогора…
Заломило в затылке. Никаких цветов. Никакой болотной зелени.
Тогда пусть облака разойдутся, и солнце прольет черноту…
Ничего подобного.
…и журчание бегущего ручейка донесется из следующей
расселины.
Мне пришлось остановиться. Голова раскалывалась, руки
тряслись. Я тронул каменную скалу слева. Твердая. Несокрушимая реальность.
Почему же она так на меня давит?
И как я здесь очутился?
И что это за место?
Я расслабился. Замедлил дыхание, перераспределил энергию.
Боль в голове утихла, отпустила.
Я двинулся дальше.
Птичий гомон и легкий ветерок… Цветы на растрескавшейся
почве…
Черта с два! И вновь упрямая боль…
Что за заклятие на мне, если я не могу перемещаться в Тени?
Я как-то всегда полагал, что эту способность отнять нельзя.
«Не смешно, — попытался сказать я. — Кто бы и где
бы ты ни был, зачем тебе это? Чего ты добиваешься? Где ты?»
Вновь ни звука, и никакого отклика.
«Я не знаю, как ты это сумел. И зачем? — силился
выкрикнуть я, потом задумался. — Я не чувствую на себе заклятия. Но
зачем-то я здесь очутился? Давай выкладывай, чего тебе нужно!»
Nada.[3]
Я пошел дальше, рассеянно продолжая попытки пройти сквозь
Тень и размышляя. У меня было чувство, будто я упустил что-то ужасно простое.
И маленький алый цветок вот за тем валуном…
Я обошел валун и увидел цветочек, который полуосознанно
наколдовал. Я рванул к нему, желая убедиться, что Вселенная, в сущности,
симпатизирует Мерлину и желает ему только добра.
Я запнулся о камень, взметнул облако пыли, удержался на
ногах, выпрямился, огляделся. Еще минут десять-пятнадцать я потратил на поиски
цветка. Потом чертыхнулся и пошел прочь. Никто не любит, чтобы Вселенная
упражнялась на нем в остроумии.
Внезапно меня осенило. Я обшарил карманы — не завалялся ли
там хоть крохотный голубой осколок. Вот что может перенести меня через Тень к
своему первоисточнику. Однако нет — даже голубой пылинки не засыпалось за
подкладку. Все они в отцовской могиле. Видимо, это было бы слишком просто.
Чего же я все-таки недопонимаю?
Лже-Дворкин, лже-Оберон и человек, назвавшийся моим
отцом, — все они хотели отвести меня в какое-то неведомое место, где, как
утверждал Оберон, предстоит сражение между Силами. Корвину это, похоже,
удалось. Я потер ушибленную челюсть. Только что это за игра? И как расставлены
Силы?
