Он ударил по моей защите. Я заслонился ладонью, как от
фотовспышки. Щурясь сквозь пальцы, я наблюдал, как с Обероном происходит
примерно то же, что раньше с Дворкином. Он частично просвечивал, частично
плавился. Внешняя оболочка стекала, под ней проступали извивы и протоки,
параболы и перемычки — схематический чертеж, вписанный в абрис высокого
мускулистого мужчины. Впрочем, в отличие от Дворкина, он не исчез, а лишь
замедлился, миновав мой заслон. Не знаю, что это было, но это было жутко.
Продолжая отступать, я поднял руки и снова воззвал к Логрусу.
Знак Логруса возник между нами. Абстрактная версия Оберона
надвигалась, призрачные руки уперлись в извивающиеся щупальца Хаоса.
Я не управлял отростками Логруса в схватке с призраком — мне
было слишком страшно. Я скорее швырнул Знак в подобие короля, пригнулся,
проскочил мимо них обоих и покатился, цепляясь руками и ногами за склон.
Ударился о валун, задержался и успел втянуть голову в плечи, когда пещера
рванула, словно пораженный снарядом склад боеприпасов.
С минуту я лежал зажмурясь. Меня била дрожь. Сейчас он
явится по мою душу, если, конечно, мне не удалось вполне затаиться и
прикинуться булыжником.
Тишина. Открыв глаза, я увидел, что свет погас, а пещера
стоит как стояла. Я медленно поднялся, еще медленнее приблизился к устью. Знак
Логруса куда-то подевался, и мне что-то не хотелось его возвращать. Я заглянул
в пещеру. Никаких признаков стычки, если не считать сожженной защиты.
Я вошел. Одеяло лежало на месте. Потрогал стену — холодная.
Видимо, взрыв произошел на другом уровне реальности. Костерок еле тлел. Я
раздул пламя и не увидел ничего нового — разве что кофейная кружка раскололась.
Я продолжал держаться за стену. Потом привалился к ней
боком. Внезапно меня разобрал смех. Почему — не знаю. Слишком многое навалилось
на меня после тридцатого апреля. Если бы я не рассеялся, то, наверное, взвыл и
принялся колотить себя в грудь.
Я думал, что знаю всех участников этой запутанной игры. Люк
и Ясра вроде бы оказались на моей стороне, вместе с Мандором. Безумный брат Юрт
жаждет меня убить, теперь он объединился с моей бывшей возлюбленной Джулией,
которая тоже настроена кровожадно. Еще есть ти'ига — сверхзаботливая демоница,
вселившаяся в тело Найды, сестры Корал, — ее я оставил в Амбере,
погруженную в колдовской сон. Есть профессиональный наемник Далт, который,
кстати, приходится мне дядей, — он с неведомой целью умыкнул Люка,
предварительно накормив его грязью на глазах у двух армий в Арденах. Далт точит
зубы на Амбер, но способен лишь на мелкие партизанские вылазки. Есть
Колесо-Призрак, мой кибернетический Козырь и механический полубожок, который из
буйного маньяка превратился в рассудительного параноика, — не знаю, куда
это его заведет, но, по крайней мере, он демонстрирует и некое сыновнее
почтение вкупе с нынешней трусостью.
Вот вроде и все.
Однако последние события подразумевают, что в игру
включилось что-то еще и это «что-то» пытается увлечь меня в третьем
направлении. Призрак утверждает, что это «что-то» — могучее. У меня не было ни
малейших догадок касательно его природы. И ни малейшего желания ему доверять.
Неловкие отношения.
— Эй, малыш! — раздался знакомый голос ниже по
склону. — Тебя поди разыщи! Ты на месте не засиживаешься.
По склону поднималась одинокая фигура. Крепкий мужчина. Черт
лица в темноте не разобрать.
Я отступил на шаг и начал заклинание, которое восстановило
бы заслон.
— Эй, не убегай! Мне надо с тобой поговорить!
Защита встала на место, я вытащил клинок и повернулся боком
ко входу, пряча оружие за правой ногой. Велел Фракир незаметно свеситься с моей
левой руки.
Второй посетитель оказался сильнее первого, раз сумел
разметать мой заслон. Если третий окажется сильнее второго, мне потребуются все
средства защиты.
— Кто ты? — крикнул я. — И чего тебе надо?
— Проклятье! — отозвался он. — Да никто
особенно. Просто твой папаша. Мне нужна помощь и не хочется обращаться к чужим.
Он вышел на свет. Должен признать, это и впрямь был вылитый
принц Корвин из Амбера, мой отец — черный плащ, сапоги и штаны, серая рубаха,
серебряные запонки, пряжка, даже серебряная роза на месте — и улыбался он так
же язвительно, как и настоящий Корвин, когда давным-давно рассказывал мне свою
историю.
У меня заныло под ложечкой. Я так хотел познакомиться с ним
ближе, но он исчез, и мне больше не удалось его разыскать. И теперь это
призрачное чучело принимает облик моего отца, чтобы я размяк. Меня разобрала
злость. До чего же подлая уловка!
— Первым был самозваный Дворкин, — сказал
я. — Вторым — Оберон. Спускаемся по родословному древу, а?
Он сощурился и недоуменно склонил голову набок. Еще один
правдоподобный штрих.
— Не понимаю, о чем ты, Мерлин. Я…
Призрак коснулся заслона и вздрогнул, словно наткнувшись на
оголенный провод.
— Тысяча чертей! — вскричал он. — Ты, что ли,
совсем никому не доверяешь?
— Семейная традиция, — отвечал я, —
подкрепленная недавним опытом.
Впрочем, меня несколько смутило отсутствие пиротехнических
эффектов. Когда он начнет превращаться в трехмерный чертеж?
С новым проклятием призрак перебросил плащ через левую руку,
правая метнулась к превосходной копии отцовских ножен. Украшенный серебряной
насечкой клинок со свистом описал дугу и ударил в самое средоточие заслона.
Искры брызнули на фут, лезвие зашипело, словно его раскалили и окунули в воду.
Инкрустакия на клинке вспыхнула, снова взметнулись искры — в этот раз на высоту
человеческого роста, — и я почувствовал, что моему заслону пришел конец.
Призрак вступил в пещеру, я развернулся и взмахнул мечом.
Однако клинок, очень похожий на Грейсвандир, вновь описал круг, отбил мой выпад
и нацелился мне в грудь. Я занял четвертую позицию, однако его клинок ушел
вниз, продолжая мне угрожать. Я перешел в шестую, но поразил лишь воздух,
купившись на ложный выпад. Клинок надвигался снизу. Я снова парировал.
Противник отклонился вправо, выбросил мне в лицо растопыренную левую ладонь,
опустил острие и, словно фокусник, перехватил эфес.
Слишком поздно я заметил, как взметнулась правая рука. Левая
коснулась моего затылка. Рукоять Грейсвандира двигалась прямо мне в челюсть.
— Так ты и вправду… — начал я, но договорить не
успел.
Последним, что я видел, была серебряная роза.
Такова жизнь: доверяй — и тебя обманут, не доверяй —
обманешься сам. Решения у моральных парадоксов не существует, а для меня к тому
же было слишком поздно. Теперь мне не выйти из игры.
