— Спасибо, Ратфанга. Ты подарил мне намного больше, чем все золото крепости, какое смог бы найти… Боги еще раз решили напомнить мне, что я иду верной дорогой. И вернув свободу, я стану хозяином дарованных земель… Ничего не забыто, и ничего еще не закончено. Все впереди…
Еле различимый в неверном свете факелов зеленокожий воин высунул голову из-за спешно наваленной баррикады и проверещал:
— Залп!
Дружно защелкали луки, и из тьмы коридора долетел многоголосый вопль боли и ярости: стрелы пустили атакующим кровь. Но дождь костяных наконечников не смог остановить врага. Тьма распалась на несколько огромных тварей, и кривые когти начали полосовать фигурки лилла-тро. Смутсаги
[59]
мстили за нанесенные раны, убивая проклятых коротышек. Четыре зверя крутились смертоносными вихрями рядом с обвалившимися камнями, еще двое помчались дальше по коридору.
— Ждем… Ждем… Флитта, не трогай спуск! Надо дотерпеть еще чуть-чу… Давай!!!
Нескладно сложенный гоблин заорал, размахивая руками. Его друг дернул потрепанную веревку, выдергивая запор у тяжелого арбалета, и единственное копье со стальным наконечником метнулось навстречу смутсагам. Первый успел припасть к пыльному полу, но второй напоролся на острую сталь и закрутился на месте, заливая кровью истертые плиты. Завыв от бешенства, быстрый хвостатый охотник одним прыжком преодолел расстояние до сбившихся в кучу коротышек и вцепился в горло одному из стрелков. Полетевшее в сторону изломанное тело сбило шаткий треножник с воткнутым факелом, и отчаянная схватка продолжалась уже во тьме.
Огромная дикая кошка рвала воинов зеленого народа клыками, дробила кости ударами могучих лап и сеяла смерть быстрее, чем сама жестокосердная Комбрена. Но гоблины не отступали, вцепившись в противника, подобно лесным муравьям, нанося ответные удары ножами и заточенными шахтерскими заступами. В узком коридоре поединок превратился в куча-малу, где ради победы не щадили ни свою, ни чужую жизнь.
После того как затих вой поверженного смутсага, из-под кучи тел с трудом выбрался залитый кровью командир крошечного отряда. Лопоухий Сканки ощупал себя, с удивлением считая синяки и шишки. Похоже, ловкость и сноровка в этот раз уберегли его от ран. В смертельных свальных потасовках сила уже не решала ничего, выживали самые удачливые и расторопные.
Сунув исщербленный нож за пояс, сын вождя нашарил упавший факел и зажег огонь. Потом помог подняться еще двум бойцам и отправил их за копьем. Арбалет следовало немедленно перезарядить и ждать новых гостей во всеоружии. Может, еще одну тварь получится убить до того, как невероятно быстрая бестия начнет водить свой убийственный хоровод среди остатков отряда.
Собрав последние куски драной дерюги, Сканки помог наложить повязки раненым и с болью в душе пересчитал погибших. Рядом с хвостом мертвого зверя навсегда застыл Флитта-крепыш, старый друг по детским забавам. Он и еще десять смелых лилла-тро заплатили жизнями за несколько лишних минут для потрепанной заставы. Шагнув на тропу к предкам, лучшие друзья покинули замордованных бесконечными боями воинов, охранявших единственный проход к вымороженным зимой пещерам. Еще одна такая схватка, и остатки раненых гоблинов пойдут следом.
— Сканки, наши возвращаются! — подал голос часовой.
Покрутив несуразно крупной головой, командир заставы настороженно повел лопоухими ушами и нахмурился. Судя по голосам, от баррикады брели жалкие остатки передового отряда. Нужно было срочно узнать, как обстоят дела. Тем более что последний из великих вождей лично возглавил оборону на развилке коридора. Мудрый Фэгельскрэмма, любимец духов и лучший предсказатель погоды, удачливый охотник и любимый отец.
Шагнув к арбалету, Сканки застыл на месте, вглядываясь в четверку воинов, с трудом переставлявших ноги. Двое, истерзанные до неузнаваемости, тащили жалко скулящий кусок мяса, когда-то бывший гоблином. Сбоку ковылял Туркариг, ординарец вождя. Уставившись невидящим взором на всполохи огня, еле живой воин произнес:
— Отступаем… Развилка захвачена…
— Где отец?
— Больше никто не выжил… Мы убили троих, но к проклятым смутсагам подошел молодняк. Нас просто смяли…
— Но…
— Пока звери пируют, мы успеем отойти и завалить коридор у выхода в пещеру. Время не ждет.
— Завал?! Но сколько мы уже делали завалов! Твари или разбирают их, или находят дорогу в обход! Нам некуда больше отступать… В пещере лишь женщины и дети. Если оставим проход, мы обречены!
— Извини, Сканки, но по-другому не получится. Воевать больше некому. И в этой атаке не было ни одной кошки в доспехах, как в прошлый раз. Они где-то зализывают раны. И когда вернутся, одного такого монстра хватит, чтобы выпотрошить заставу… Идем, нельзя терять ни таппы. Они скоро придут сюда.
— Но отец…
— Его уже нет… Идем…
Нескладный гоблин с головой-кочаном на узкой вытянутой шее молча плакал, сжимая в руках бесполезный нож. Там, за скрытым во тьме поворотом коридора, осталась заваленная телами развилка. Там погиб отец, попытавшийся спасти жизнь клану. Там сейчас пировал враг. И как бы ни болело сердце, как бы ни раздирал горло безмолвный крик, нужно было молча хватать веревку и тащить тяжелый арбалет назад, к выходу в пещеру, чтобы там соорудить последний рубеж обороны рядом с рукотворным обвалом. Необходимо закрыть грудью малышей, единственную надежду на возрождение великого когда-то народа — назло проклятым темным и светлым богам, решившим убрать надоевшую зеленую фигурку с доски мировой игры. Нужно было выстоять назло всем, выстоять и победить. Ради погибшего отца и тысяч других, сгинувших во тьме…
Смахнув слезы, Сканки уперся в тяжелую станину плечом и помог сдвинуть оружие с места. Маленький гоблин собирался драться до последнего. Его воспитали воином, несмотря на слабое тело и смешной внешний вид. Но в этой войне выживали лишь сильные духом. Слова и красивые манеры больше ничего не значили. Смерть пришла к народу лилла-тро вместе с первыми морозами. Пришла, чтобы или остаться навсегда, или отступить, обломав зубы об истекающие болью души истинных героев…
Беду никто не ждал. Да ее никогда не ждут, всегда надеясь на милость богов и удачу. А тихая гостья появляется в самый неподходящий момент, приводя с собою любимых подруг: болезни, горе и смерть. Беда не делает различий между молодыми и старыми, удачливыми и недотепами. Она равнодушна к тем, у кого решила поселиться. И уходит лишь тогда, когда море слез смоет дорожную пыль с ее серых одежд.
Давным-давно многочисленные кланы лилла-тро откочевали на юг. Бесконечные холодные зимы убивали молодняк, покрывали толстым льдом любимые болотные угодья и засыпали снегом неглубокие норы. Собравшиеся на совет вожди решили, что проще будет не спорить с обиженными богами, а уйти туда, где вместо холода льют долгие дожди и хлюпают под ногами разлившиеся реки. А по хрустящему насту пусть бродят замотанные в шкуры соседи. Людям не привыкать спорить с небесами. Гоблины же уйдут. Малышам проще спрятаться в густых зарослях, чем встречать грудью рассвирепевшего кабана или стаю волков. И зеленый народ ушел на юг.
