Не рискнув трогать скалы, обжитые гномами, гоблины окопались в северных отрогах Брэндабергена на границе с человеческими землями. Активно занявшись заготовкой припасов на зиму, лилла-тро сильно уменьшили стада горных козлов и оленей, пробуя на зуб и любую другую четвероногую живность. С первым снегом несколько отрядов коротышек попытались двинуться в сторону моря, где столкнулись с соседями. Миролюбиво настроенные рыбацкие кланы были готовы терпеть незваных гостей на границе, но не желали делить с ними обжитую холодную степь и глубокое море. Разговор на повышенных тонах перерос в потасовку, но и люди, и гоблины сумели не пустить в ход оружие, отделавшись лишь порванной одеждой. После столкновения вдоль предгорий образовалась не отмеченная на картах граница, которую все старались без нужды не пересекать. Разве что за исключением зверей, которые массово были вынуждены спасаться от беспощадных зеленых охотников. Вот и вышло, что обильные дичью зимние леса опустели и голодное брюхо пришлось кормить или зайчатиной, или добытым морским зверем, которого еще надо суметь взять среди льдин и мрачно-темных высоких волн.
Набросив на голову пушистый капюшон, Фискара возвращался домой, изредка помогая собакам, спрыгивая с легких саней и толкая отполированную высокую спинку перед собой. Преодолев очередной снежный горб, мужчина вставал на длинные концы широких лыж, и собаки волокли охотника с добычей дальше. Солнце еще лишь тронуло багровым краем безбрежное белое покрывало, а упряжка уже вкатилась в широко раскинувшийся лагерь вольных охотников.
Со времени, как первые лорды стали делить земли на свои и пока чужие, обычные крестьяне вынуждены были поступиться частью родовых свобод. В обмен деревни получили защиту от набегов, спокойную жизнь и налоговое ярмо. Кто не смирился с новыми законами, ушел чуть дальше от обжитых земель. Но аппетиты дружин и вождей все росли, и воинственные кланы двигались шаг за шагом вслед за беглецами. И с каждым годом будущее королевство все ближе подбиралось к высоким горам, выдавливая остатки вольных людей или в болота и солончаки, или в холодную степь у Далекого моря. Если триста лет тому назад рядом с Эльгсенваттеном появлялись лишь редкие бродячие ватаги промысловиков, то буквально сто лет спустя на побережье уже жило больше полусотни крошечных кланов, отчаянно сражавшихся с восточными соседями за свою независимость.
Скудная и опасная жизнь на широкой полосе промерзлой лесостепи породила необычное общество, разбитое на мелкие, постоянно кочующие общины, зачастую меняющие свой состав в течение двух-трех лет. Дети и женщины проводили большую часть лета в нескольких крупных поселениях, вытянутых, подобно рассыпанным бусам, вдоль берега моря. Мужчины вместе с подростками ватагами разбредались по заросшей высокой травой степи, заготавливая припасы на зиму и проходя иногда за недолгое лето обжитые земли из конца в конец. Мясо и рыба складировались в укрытых от чужого взгляда ледниках и кормили потом вольные кланы долгими зимними месяцами. Ближе к холодам кланы уходили к отрогам гор, где прятались от колючих метелей между холмов или среди редких лесных буреломов и высоких кустарников, вставших стеной вдоль мелководных рек.
Морская охота начиналась со слабыми морозами, когда первые стаи нагулявших жир зверей приближались к опасным берегам. Вслед за мигрирующей добычей появлялись зубастые хищники, с яростью атакующие лодки. Угроза погибнуть от неожиданного удара из глубины, стремительные снежные бураны, ледяная вода и короткий зимний день — все вместе превращало охоту в чрезвычайно опасное дело, жестоко отбирая настоящих мастеров своего дела среди попытавшихся рискнуть собственной головой и жизнями товарищей. Но постоянный спрос на шкуры, мясо и жир одьюров
[53]
заставлял смельчаков спускать на воду крутобокие лодки и отправляться в море. Один убитый зверь мог обеспечить ватагу мясом на месяц, одеждой для десятерых взрослых мужчин, а за целебный жир и резные поделки из костей купцы платили не скупясь. Да и можно ли считать настоящим охотником того, кто ни разу не сумел загарпунить стремительного пепельно-серого самца, чья шкура покрыта многочисленными шрамами?
Некоторые ватаги охотников почти не меняли состав, превратившись в сплоченные семьи и вместе разделяя и радости, и горести тяжелой жизни на краю земли. Новых членов принимали только на вечевом собрании, где единственный голос против мог закрыть дорогу честолюбивому юноше к славе и праву носить тотемные знаки на предплечье. Зачастую можно было легко породниться с кланом, вобравшим в себя три-четыре команды лучших бойцов в округе, но так и не попасть в слаженный отряд, способный одной лодкой выйти против страшного в своей ярости ваттендьера.
[54]
Такой сплоченной ватагой и был отряд Фискара — лучшего воина Траск-лады, вереницы прибрежных болот, вобравших в себя реки со всех южных отрогов перевала Лэгпасс. Тридцать сорвиголов, способных прогуляться в гости к Дэйстеру и подергать старика за бороду. Больше половины охотников давно обзавелись семьями, но продолжали каждое лето совершать далекие походы, обеспечивая клану безбедное существование зимой.
К сожалению, одним появлением зеленых недомерков проблемы не закончились. Лорд Дейста приказал увеличить торговые поборы с местных рыбаков на треть против прежних лет. Вслед за хозяином потянулись и купцы, задравшие цены до неприличия. Чужие лавки обложили новыми податями, и народ подался по домам, поближе к родным хегтигдемам. На торгах у крепости за лето не продали ни куска железа, никакого оружия или доспехов. Слухи о возможной войне набирали силу, на вольные кланы ратники уже смотрели как на врагов. И если крестьяне и пастухи не желали портить отношения с дальней родней, то дружинники и квартировавшие наемники лишь подсчитывали, сколько добра и рабов можно будет взять в пустой степи. В начале холодов лорд увел войско на восток, оставив лишь небольшой гарнизон. Но даже несмышленый мальчишка из подпасков понимал, что Дейста вернется и не один. И тогда степь не укроет от острой стали, болота выдадут ищейкам тайные тропы, ватаги охотников заплатят жизнями за право оставаться свободными. Гудернар и Кэйрри исполнят свою страшную пляску среди пылающих рыбацких лагерей. Смерть задремала у засыпанного снегом перевала. Задремала, чтобы с первыми весенними ручьями отправиться на запад, к Далекому морю…
Остановив сани рядом с расписанным синей краской шатром, Фискара снял упряжь с собак и повел их к навесу. Внимательно осмотрев лапы верных помощников, мужчина потрепал по загривку вожака и обернулся на скрип снега за спиной.
— Вечер добрый, фабра!
[55]
— озорно улыбнулась маленькая девчушка, закутанная в пушистую шубку.
