— Почему? — не выдержал мужчина.
— Потому что мы одни. И наша свеча на ветру гаснет.
— Тогда спроси себя, арьевьорда,
[67]
зачем брести в одиночестве среди мертвых скал, когда можно опереться на плечо друга? Посмотри на меня… Пока я был один, меня изгнали из дома, продали в рабство и обрекли на смерть. Но теперь я опираюсь на поддержку друзей, доверивших мне право победить или умереть. Зачем гибнуть здесь, теряя родных и близких, когда можно позвать на помощь бывших соседей и вместе с ними снова зажечь огонь потухших очагов?
— У нас нет друзей.
— Так примите новых! Откройте сердце и скажите себе: вот пришли те, кто разделит с нами хлеб и соль, кто встанет плечом к плечу в годину беды и станет названым отцом для новорожденного. Утэссот возвращаются домой. Не успеет снег сойти и вернуться вновь, как они снова разожгут жаркий огонь в кузнях и пробудят звоном молотов древние города. И когда гномы вернутся, задай себе вопрос: стоит ли прятаться и умирать во тьме, когда можно жить рядом с добрым другом, готовым протянуть руку помощи? Подумай, арьевьорда, здесь есть о чем поразмыслить.
Старик долго стоял молча, опершись костлявой ладонью о грудь человека. Многочисленные смутсаги перестали кружить вокруг своего воспитателя и разлеглись по двору, подобно разноцветному пушистому ковру. Жалкие остатки могучего народа троллей спустились вниз, заняв тонкую балюстраду на первом этаже, окружавшую двор. Гиганты молча разглядывали странных гостей: мужчину, склонившего голову к древнему мудрецу, и полугнома-полуволка, играющего с маленькими котятами, которые облепили его с ног до головы.
Наконец старик с горечью произнес:
— Боюсь, мы не дождемся твоих друзей, избранник богини смерти. Мы здесь уже год. И с первыми морозами в наши владения вторглись тысячи лилла-тро. Они разграбили кладовые, заполонили подземные города. Мы теряем в схватках с ними лучших питомцев. Еще две или три такие битвы, и бесчисленная зеленая орда сметет нас. Так же, как они убивают моих воспитанников, они убьют и последних из фотт'н йотт. Смерть поселилась в наших очагах, и нет нам спасенья.
— Лилла-тро? Гоблины?.. Ты говоришь, они напали первыми или ваши защитники атаковали нарушителей границ? Кто первым ударил, арьевьорда?
— Разве это важно, — неохотно ответил мудрец. — Кровь пролилась, поздно спрашивать, кто первым обнажил оружие.
— Значит, переговоров не было, — вздохнул бастард.
Накрыв рукою иссушенную веками ладонь собеседника, он посмотрел в печальные глаза старика и медленно произнес, тщательно выговаривая каждое слово:
— Насколько я знаю, гоблины не любят скалы. Сюда их наверняка загнали морозы и пурга. Здесь ваша малочисленная охрана атаковала чужаков и положила начало бессмысленной войне. Я думаю, что это надо прекратить. Потому как вам нечего делить…
— Мы не можем, — прошептал старик.
— Я иду домой. Там, под ярким солнцем, найдется место и крестьянам с рыбаками, и гоблинам. Когда я верну перевал, я щедро одарю воинов, поддержавших меня. Я ходил по этим землям несколько раз с торговыми караванами. Места хватит всем. И Мертвый перевал станет живым. Нужны лишь желание и труд… Дождитесь гномов, которые возвращаются домой, и примите их как друзей. А я пойду разговаривать с гоблинами. Им также предстоит сделать выбор: или поддержать своего лорда и обрести дом, или скитаться по чужим горам, платя жизнями за каждый шаг.
— Лилла-тро не пойдут с тобой. Они никогда не слушали людей.
— Пойдут, — усмехнулся Хейдер. — Пойдут или погибнут. Настали жестокие времена. И либо твою спину прикрывает друг, либо твои кости достанутся падальщикам… Выбор прост: или со мной, или во тьму. Ты сам сказал, арьевьорда, что Комбрена выбрала меня. И лучше драться плечом к плечу с избранником богов, чем пасть от его меча.
Медленно посмотрев на молчаливую толпу вокруг, бастард повторил еще раз, убеждая самого себя:
— Они пойдут. Как и другие. Лорд Хейдер вернется домой и подарит мир жителям перевала. Какого бы цвета они ни были…
ГЛАВА 15
Блэссилла, третья неделя, «королевские» дни
(32-й день 2-го месяца)
Вчерашний день закончился всеобщим раздражением. Король рассердился на упрямых лордов, бубнящих про свои вольности, лорды разозлились на короля, обвинявшего верных подданных во всех смертных грехах, патриархи сорвали голос сначала в попытках примирить враждующих, а потом отбиваясь от обвинений в любви к золоту и бесконечным поборам, наложенным на паству.
Потеряв целый день, к вечеру так и не начали обсуждать новые законы, подготовленные королевским домом. Не желая больше тратить время, Кайлок просто приказал раздать приготовленные свитки и отправил всех отдыхать. Его величество прекрасно понимал, что вместо отдыха благородных гостей ждет паршивая ночь, слезы по утраченным вольностям и желание вцепиться ему в глотку. Пожелав хорошего сна, король закончил аудиенцию.
К полудню ворота замка снова открылись, и гости потянулись в ярко освещенный зал. Как было указано в конце каждого документа, сегодня следовало принять новую присягу, сложив «избыточные вольности» к ногам короны, и насладиться праздничным обедом. После чего вечером ожидали торжественный парад и городские гуляния.
Выстроившись полукругом перед троном, мужчины и женщины тихо перешептывались. Вольные владыки хегтигдемов смешались с сопровождавшей их челядью и зло смотрели на пустующий помост. Большую часть дружинников и телохранителей оставили у входа в зал рядом с мрачной личной королевской охраной. С собой благородным господам позволили провести лишь безоружных сопровождающих. Но личное оружие титулованным гостям все же оставили, не посмев унизить столь наглым предложением.
Несмотря на толпу богатых горожан, сгрудившихся вдоль стен, атмосфера в зале тихо накалялась. Мелькающие между собравшимися праздничные белые одежды патриархов не могли разбавить многочисленные темные пятна гвардейцев, сбившихся в кучки поближе к центру зала. Предстоящая церемония принятия присяги тем временем колебалась между легкой истерикой и кровавой свалкой, не желая поворачивать в мирное русло.
По залу прошелестел тихий вздох, и все головы, как одна, повернулись к трону. Медленно вышагивая, к украшенным багровым ковром ступенькам двигался наряженный господин с позолоченным жезлом в руках. Замерев у края ковра, мужчина вздернул острый нос и визгливым голосом объявил:
— Его величество король Кайлок Мудрый, владыка и повелитель Фарэстаттен! Его высочество принц Нидс, верный помощник короля! Его высочество принц Гудернар, опора и защита трона! Его высочество принц Йорен, патриарх Храмового ордена!
Громыхнул жезл, и королевское семейство проследовало в зал. Рыжебородый гигант занял трон, а его сыновья устроились на креслах с резными спинками, установленных по бокам от короля.
