Он уходит, и я забираюсь в душ. Включаю горячую воду. Кипяток. Обжигаюсь и плачу. Не по Садыку, я не влюбилась. Мне просто мучительно покидать сказку, возвращаться в жестокую реальность. Там, точнее здесь, ждут Джемаль с парой прилипчивых клиентов и очередной zalim akşam… Иногда мне хочется попросить Садыка больше не приходить. Порекомендовать ему Дашу, что ли? После арабского хирурга тяжело осознавать реальность, в которой я обычная проститутка без будущего… Очень прошу тебя, не надо больше!
17
Тамара
Во время разговора часто повторяет «ладно уж». Задумчивая, эмоциональная. Одевается в серое, обожает серебряные изделия, игнорирует косметику. От природы имеет густые брови — и давно перестала их выщипывать. Безумно красивая грудь. Небольшая, четко очерченная, с оттопыренными абрикосовыми сосками. Много читает. Предпочитает Саган, с ее книгами не расстается ни на минуту: считает что «волшебная Франсуаза» приносит ей удачу. Тамара — белокожая, по-кавказски волосатая, привлекательная худощавая брюнетка. Морщинок у нее почти нет, а вот вены ног опухли от постоянной ходьбы, кожа на пятках трескается от плоской обуви. Подагра активно прогрессирует. Жалуется на хроническую усталость: «В принципе нагрузка не такая, как раньше. Наверное, я сейчас переживаю взрыв усталости, накопившейся за десятки лет. Ладно уж… Судьбу не перепишешь…»
Всю молодость она пропахала на трех работах. Одна содержала семью: двух дочерей, пожилую мать. С 9 до 5 трудилась на ткацкой фабрике, с 6 до 9 вечера подрабатывала в кондитерском цеху. До полуночи мыла полы в районной трехэтажной школе. Муж к тому времени уже спился и покончил с жизнью. Он был прозаик, член Союза писателей Грузии. Восхищался Нодаром Думбадзе. Сам выпустил одну повесть на грузинском, на русский переведена не была. «Такого мужа мне выбрала мама, она дружила с матерью Резо. Насильно выдала замуж в 18. Через полгода я забеременела, родила двойняшек… Честно говоря, Резо не любила, он был занудлив, страдал депрессиями, клянчил деньги у родителей. Отказывался работать, мол, «быт уничтожает вдохновение». Когда свекровь умерла, мы стали голодать. Пришлось идти работать мне…» Резо умер через четыре года после рождения двойни, перерезал вены в кульминационный период черт знает какого по счету творческого застоя. Тамара о нем не сокрушалась: «Понимаешь, гогона,
[32]
меня раздражают люди, не осознающие, что жизнь — это вечная борьба. Борьба без конца. Конец — это смерть. Как можно жить, летая в облаках?! Элементарно ведь надо себя, близких кормить, стремится чего-то достичь. Каждый день потеть во имя этих целей. Ладно уж… Каждый сам выбирает свой путь»…
Сейчас Тамаре 57 лет. Она лихо матерится, курит крепкие сигареты. Искренняя женщина, простодушная, верит в справедливость. Турки таких называют kemiksiz balik.
[33]
«Я грубой никогда не родилась, это жизнь такой сделала. Да и с кем мне любезничать? С торгашами?! С ними надо быть жесткой: сдала товар, подсчитала общую сумму, скидку сделала и получила свои деньги — всё! А уж они наваривают: впаривают народу дешевую турецкую одежду по тройной цене. Ладно уж, бог судья…»
Тамара — профессиональная челночница, с пятнадцатилетним стажем. Два раза в год добирается автобусом до Стамбула, закупает здесь шмотки среднего качества. Поставляет в Тбилиси и Москву, сдает товар владельцам тамошних «точек»: «Это выгодный бизнес, если знаешь, где закупать барахло. Я договорилась с двумя стамбульскими мелкими фабриками, за приемлемую сумму скупаю у них летнюю, осеннюю одежду. Если джинсы стоят 4–5 долларов, отдаю перекупщикам за 10. Так и дорожные затраты покрываются, и еще прилично остается…» Тамара занимается челночным бизнесом уже для себя. Раньше на вырученные деньги кормила семью. «А вот теперь на себя трачу. Маму похоронила, дочерей выдала замуж. Спокойно живу в двухкомнатной квартирке. Отремонтировала ее, купила новую мебель, на каникулах внуки у меня гостят… Мне два раза в год приезжать сюда достаточно. Я здесь душой отдыхаю, плюс дела делаю, к тому же с тобой повидаться могу…»
Мы знакомы с Тамарой около трех лет. Познакомились в кафешке недалеко от Лалели, разговорились… Я познакомила Тамару с Джемалем, и теперь, приезжая в Стамбул, она останавливается в нашем отеле. По утрам вместе завтракаем, потом ходим по рынкам. Тамара откровенничает, делится историями из жизни, призывает меня «держать хвост пистолетом». И не осуждает, даже поддерживает: «Ты красивая девка, на тебя и спрос большой. Хотя турки-то не очень привередливы, им лишь бы «дырка» была. Кстати, твой Джемаль стал ко мне липнуть! Я, конечно, сразу остудила, крепко приложила… А ладно уж, я не злюсь. Он неплохой мужик, правда, хитрый кобель».
Молодость она вспоминает как-то удивленно: «Я же тоже была молодой, тоже испытывала трудности. Но веришь ли, ни разу не приходило в голову пойти на панель. Может, мы, грузинки, воспитаны иначе? А может, время другое теперь? Ладно уж, я тебе не мать, чтобы ругать или советовать. Одно точно знаю: тебе в этом гадюшнике не место. Будь сильной. Не опускай руки, даже если эти руки отрубят… Тогда все и изменится».
Тамара выпивает вторую чашечку турецкого кофе и пристально смотрит мне в глаза. Я молча киваю, тереблю прядь… Насчет гадюшника она очень права, но есть ли выход? Все равно после общения с ней появляется какая-то надежда на другое будущее.
…Надежда появляется в моей жизни на неделю. Пока Тамара рядом. Как только она возвращается домой, опять погружаюсь в уныние. Иногда так хочется уехать с ней, жить себе тихо в Тбилиси, познакомиться с дочерьми Тамары, может, сидеть с их детишками. Пустые надежды для проститутки — это как сказки для детей перед сном.
«Не опускай руки, даже если эти руки отрубят…» Не опущу.
18
Я купила черепашку. Карликовую, рыже-коричневую, с выпученными глазками, змееподобной головой. Медлительную и грациозную. Она обошлась дешево, около 15 долларов… Всегда мечтала завести живность, но у мамы была аллергия на собачью шерсть, грызуна запретил отец: «Еще крыс дома не хватало», а кошки у нас не приживались — заболевали и дохли. Аквариум, по словам бабушки Аси, заводить было рискованно: «Кому-то рыбки приносят счастье, а кого-то обрекают на несчастья. Лучше не играть с огнем, внученька». В детстве, несмотря на присутствие брата, я страдала от одиночества. Хотелось привести домой щенка с улицы, кормить его вкусностями, выгуливать до школы и после, засыпать с ним в обнимку. Но маму огорчать не хотелось… Возвращаясь с занятий, я кормила бродячих собак. Завтрак, который мама по утрам клала в портфель, доставался длинноухой дворняге, хромающей на одну лапу. Я называла ее Белоснежкой. За белую шерсть, всю, правда, в уличной пыли.
Белоснежка была жутко пугливой. Я-то наивно связывала это с тем, что собачке страшно спать по ночам во дворе. Как выяснилось позже, Белоснежка страдала от побоев нашего районного электрика Данилы. Ранним утром он избивал несчастную дворнягу, вымещал на ней накопившуюся злость. От Данилы сбежала жена, взяв с собой единственного сына. И мужик сходил с ума… Когда я пошла в 8-й класс, Данилу нашли мертвым в подъезде № 7. Бессердечного электрика убило током. Я безмолвно радовалась за Белоснежку: с тех пор собака перестала бояться прохожих. Спустя год родила пятерых щенят. Теперь моя любимица стала Белоснежкой с пятью гномами…
