— А кто будет править Россией?
— Не знаю. Есть несколько кандидатов. Итак? Ваше решение?
— Я согласен на срок, который вы даете!
В тот же вечер он собрал своих офицеров, чтобы попрощаться с ними, а потом заперся вместе со своим слугой Бове, которому передал самое ценное, что у него оставалось, помимо шпаги: это было постановление Сейма Курляндии, сделавшее его герцогом.
— Если меня схватят, он будет уничтожен. Сохрани его. Тебя не станут обыскивать!
— При всем уважении, господин, я хотел бы лучше пойти с вами.
—Я тоже, но эта бумажка слишком опасна. Позаботься о себе! Мы встретимся с тобой в Мемеле
[83]
. Удачи!
Одетый во все черное, чтобы быть незаметным в ночи, Мориц направился к своей лошади, оседлал ее, не забыв про сумки со своим скудным имуществом, а потом, держа лошадь под уздцы, отправился к берегу и бесшумно спустился в воду. Иногда он плыл, иногда, когда уровень воды был низким, шел по дну, и, в конце концов, он добрался до Виндавы
[84]
. Он был совершенно измучен, но зато избежал всех опасностей.
Несколько дней спустя курьеры помчались по всей Европе, чтобы возвестить о восшествии на престол, оставленный Петром Великим, герцогини Курляндской Анны Иоанновны! Эта новость потрясла Морица. Он вдруг понял, что из-за банального любовного приключения упустил невиданный шанс, который мог сделать его не только хозяином в герцогстве, но царем всероссийским...
К сожалению, все предвидеть невозможно!
Глава IX
Время сожалений
— Почему он так поступил со мной? Почему покинул меня, осудил?
Паркет, хоть и был покрыт ковром, скрипел под подошвами сапог Морица, который, не переставая, ходил взад-вперед. Час назад он прибыл в Дрезден вместе с Бове, с которым встретился, как и намечалось, в Мемеле, и неожиданно заявился к своему другу, Генриху-Фридриху фон Фризену, прямо во время завтрака, устроив самый настоящий переполох. Впрочем, хозяйку дома, Констанцию, дочь короля Августа II и его фаворитки графини фон Кессель, его неожиданное появление ничуть не смутило — слишком она привыкла к этому типу крайне важных мужчин, чтобы удивляться подобному. Она лишь приказала прислуге принести большую порцию горячего шоколада, а затем, проследив, чтобы ее сын, маленький Генрих, поцеловал графа (который отнюдь не благоухал), она направилась распорядиться, чтобы гостю приготовили комнату... и горячую ванну.
— Впечатление такое, что вы только что из тюрьмы, мой дорогой граф, — с улыбкой заметила она.
— Вы почти угадали. Но на самом деле я всего лишь пропах сельдью и коровьим навозом. По правде говоря, в таких условиях мы с Бове еще не путешествовали.
Из Мемеля они отплыли на рыболовном судне в Данциг, где взяли лошадей и поспешили покинуть Польшу: Мориц сомневался насчет того, что он желательная персона в этой стране. Действительно, кем он был — сыном короля или мятежником, за чью голову назначена награда?
Сейчас Мориц, чистый, побритый, в кафтане, найденном в дорожной сумке, и безукоризненно начищенных сапогах, обосновался в кабинете Генриха-Фридриха, пытаясь прийти в себя. С тех пор как он бежал с острова, у него на сердце лежал тяжелый груз гнева и разочарований, которым он теперь мог поделиться со своим родственником, известным своей мудростью и надежностью
[85]
.
Фризен сидел за столом, с невозмутимым видом сложив руки на внушительных размеров животе, и молча слушал, ожидая, когда его собеседник успокоится. Когда Мориц, закончив изливать желчь, закурил свою глиняную трубку, он понял, что пришел его черед говорить:
— Ты и политика — плохая пара. Но ты и король — очень похожи.
— Ты хочешь сказать, что мой отец тоже ничего не смыслит в политических делах? — уточнил Мориц, сплевывая щепотку табака.
— Дело не в этом. Просто все, что не касается его личных амбиций, которые, как я считаю, вполне удовлетворены, он перекладывает на Флеминга. Зато, благодаря этому, он и может позволить себе быть покровителем искусств, великим меценатом. Похоже, что он собирается превратить Дрезден в жемчужину всей Центральной Европы.
— Я мог бы заниматься тем же, если бы имел на это средства, но я беден, как церковная мышь...
— Давай разбираться с вопросами по очереди, раз тебе так хочется. Остановимся на твоем отце. Ты прекрасно знаешь, что сохранить польский престол он сможет лишь с помощью России. В этой части мира именно она всем заправляет. И не забывай, что он запретил тебе занимать Курляндию, но ты его ослушался...
— Но тогда ты не был против.
— Не спорю. Но разве я мог вообразить, что ты испортишь дело с Анной Иоанновной? Она была готова выйти за тебя, вопреки воле Санкт-Петербурга, и ясно дала тебе это понять. А что сделал ты?
Ничего не ответив, Мориц вытряхнул пепел в зольник фаянсовой печи, занимавшей угол комнаты, и принялся чистить трубку, бормоча что-то нечленораздельное.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Ты уже видел герцогиню Курляндскую?
— Нет. А что?
— Ты бы меня лучше понял! Ни один нормальный мужчина не сможет быть с такой женщиной без того, чтобы... немного не освежать чувства на стороне. Хотя бы время от времени.
— Есть грань между тем, чтобы освежить чувства и завести любовную связь. Ты мог бы и подождать до свадьбы. Кстати, у вас... ничего не было?
— Она не выразила к этому ни малейшего интереса. И, должен сказать, у нее есть любовник! Эдакий конюх, здоровенный, как дом, и противный, как стригущий лишай. Впрочем, ее можно понять — она ведь шестнадцать лет вдовствовала.
Генрих-Фридрих рассмеялся:
— И правда, должно быть, ей захотелось чего-то новенького. И не говори мне, что ты ей не понравился. Ты мне писал совсем противоположное. И что?
Отвечай, черт побери! Слова из тебя не вытянешь. Ты ведь за ней немного приударил?
— Я берег себя для первой брачной ночи, — прорычал Мориц. — Знаешь, тут нужна была долгая психологическая подготовка: эта женщина жирна, как свинья, и воняет, как прогорклое масло.
— Корона того стоит! Кстати говоря, ты еще мог бы жениться на дочери Петра Великого. Елизавета Петровна довольно красива, как уверяют.
— А еще говорят, что она довольно странноватая. К тому же, что даст мне этот брак? Она далеко не первая в списке престолонаследия.
