Мориц устремился в Пале-Рояль. Неизбежность катастрофы читалась на лице каждого встречного, и нетрудно было догадаться, что произошло. Утром, во время мессы в церкви Сен-Жермен-л#39;Осеруа, мальчик вдруг упал в обморок. Сначала решили, что причина тому — жара и духота, но уже во дворце Тюильри врачи обнаружили у него высокую температуру. Опасаться можно было чего угодно. Даже самого худшего.
— Послушал бы ты, что говорят в Тюильри! — заметил де Канийяк, капитан мушкетеров, ставший другом графа. — Чего там только не услышишь!
— Что, например?
— Например, что монсеньор Филипп отравил короля! Об этом кричит эта сумасшедшая герцогиня де ла Ферте, и при этом ей даже никто не возражает!
А Виллеруа так вообще заявил, что если бы не его заботы о короле, трагедия случилась бы гораздо раньше!
— Но это же полный бред!
— Конечно, бред! Но если король и правда умрет, нас, тех, кто верен герцогу, не хватит, чтобы остановить бойню. Даже если придется повесить или колесовать нескольких недотеп, не имеющих к делу никакого отношения!
На два дня весь Париж затаил дыхание. Состояние короля не улучшалось. В церквях начались молебны, а кардинал де Ноай возносил молитвы Святой Женевьеве, покровительнице Парижа, прося ее образумить народ, близкий к тому, чтобы потерять голову. Герцог де Ришелье, де Канийяк, де Шароле, Мориц и некоторые другие преданные друзья Филиппа Орлеанского постоянно оставались в Пале-Рояле, готовые положить свою жизнь ради регента.
А потом, ранним утром, когда над городом прогремела гроза и ливень превратил его в болото, все неожиданным образом уладилось. Юный придворный врач, Жан-Клод Гельвеций
[60]
, взял на себя заботу о здоровье мальчика и дал ему сильное рвотное средство, вызвавшее очищение организма, которое как по волшебству поставило короля на ноги. Уже на следующий день он махал восхищенной толпе с балкона, и вскоре весь город был охвачен праздничными мероприятиями. Единственным, кто оставался в стороне от празднеств, был несчастный Филипп Орлеанский. Общественность, которая и раньше ставила ему в вину отравление родителей короля, герцога и герцогиню Бургундских, так и не сняла с него этих обвинений.
Во время торжеств, всеобщего веселья и благодарственных молебнов Мориц и Луиза-Елизавета скрывались два дня в замке Шуази, которой принадлежал покойной принцессе де Конти. Но период счастья, проходивший в атмосфере всеобщей радости, не продлился долго. Ее муж, отправившийся в Англию, чтобы припрятать миллионы, которые, вкупе с состоянием его тестя герцога Бурбонского, дестабилизировали систему Лоу, вернулся, и его ревность вынудила любовников быть более осторожными. Так что в замке Шуази они стали появляться все реже, но от этого их тайные встречи стали еще более желанными и бесценными.
Графу Саксонскому пришла пора набрать полк, обязательный для чина генерала — командир без полка никому не был нужен. И в данный момент нашелся как раз один, от которого хотел избавиться его нынешний владелец, — Спаррский пехотный полк, состоящий из немцев и шведов. Подобных было много во Франции, а этот хорошо показал себя в битвах при Мальплаке и Денене. Это было прекрасное подразделение, но только вот стоило оно недешево, и Морицу пришлось ненадолго вернуться в Дрезден, чтобы убедить отца оказать ему финансовую поддержку. Но тот, верный своему принципу экономить, когда речь шла не о нем самом, пусть даже и о любимом сыне, предложил Морицу продать принадлежащие ему земли.
Немного разочарованный, но жаждущий поскорее возглавить свой прекрасный полк, превратить его в элитную боевую единицу и вновь встретиться со своей принцессой, Мориц, ненадолго остановившись у матери, возвратился в Париж 27 ноября. И он тут же обнаружил, что половина города собралась на Гревской площади, где должна была состояться казнь Картуша, известного преступника. Казнь продолжалась почти всю ночь: поднявшись на эшафот в надежде избежать ее, преступник с ужасом понял, что никто из его банды и пальцем не шевельнул ради него и теперь его ждет колесование. Его доставили в ратушу, где он собирался выдать своих сообщников. А их было немало.
Мориц Саксонский вернулся домой, но нашел особняк пустым — все отправились смотреть казнь. Тогда он направился в особняк де Конти, надеясь, что даже если злодей-муж окажется там, ему все равно представится шанс поцеловать руку принцессы. Но в особняке он тоже не нашел никого, за исключением опечаленного привратника — все ушли на Гревскую площадь, включая и госпожу принцессу, сопровождаемую друзьями.
Раздосадованный Мориц повернулся спиной к привратнику, который, казалось, ждал от него ответной реплики, и решил все-таки отправиться домой — так у него хоть будет возможность отыграться на слугах, когда они вернутся. Он не понимал, какое удовольствие может получать красивая и утонченная женщина, глядя на это страшное представление. Сам он никогда не был неженкой, но и жестокостью тоже не отличался — он так никогда и не привык к ужасам войны. А Картуша в какой-то мере он даже жалел. Да, он был бандитом и преступником, но ведь и храбрецом тоже!
Было холодно, и Мориц плотно закутался в плащ, натянул треуголку на голову, выскочил из особняка и вдруг — оказался в грязи. Откуда-то сверху раздалось испуганное ржание лошади, брань кучера и крик женщины: его чуть не раздавила карета, несущаяся по набережной.
Оглушенный, он пытался собраться с мыслями и прийти в себя, когда до его ушей донеслось:
— Боже мой, месье, примите мои извинения! Вы ранены? Давайте, Мартен, помогите ему!
Когда он услышал этот голос, мягкий и пылкий одновременно, с плавными интонациями, ему показалось, что где-то запели ангелы. Не обращая внимания на ругань кучера — он проклинал на чем свет стоит всех этих дворян, которые не смотрят себе под ноги! — Мориц улыбнулся очаровательному личику в широком капюшоне, отделанном горностаевым мехом, которое взволнованно склонилось над ним. Он тут же обратил внимание на необычные глаза красавицы, переполненные беспокойством, и ее четко очерченный красивые рот:
— Если бы мне было на что жаловаться, мадам, я бы сказал, что я скорее испуган, чем пострадал, — сказал он, непринужденно улыбнувшись.
— Вы иностранец?
— Свидетельством тому — мой акцент... Но ради бога, отойдите чуть-чуть! Я боюсь запачкать вас грязью, когда буду вставать. Эй, дружище, помогите мне. Здесь чертовски скользко!
Кучер и сам был немаленьким, но «пострадавший» оказался до того тяжеленным, что если бы женщина не помогла ему, он бы, наверное, и сам рухнул в эту грязь.
— Боже, какой вы высокий, — заметила дама, когда граф, наконец, оказался на ногах. — Садитесь теперь в мой экипаж, я отвезу вас домой.
— Покорнейше благодарю, но это совершенно ни к чему. Я живу в двух шагах отсюда. Разрешите представиться, граф Мориц Саксонский, к вашим услугам.
— А, так это вы?
