Жена, продолжая причитать, взяла убиенного петуха за ноги, посмотрела – нет, не дышит – и пошла вслед за мужем.
Вадим потянулся, он отчетливо слышал их ругань, но понял не все, а то, что понял, его не касалось. Начинался новый день, и Вадим еще не знал, что этот день станет последним не только для этого петуха…
* * *
Окончательно проснувшись, Вадим быстро привел себя в порядок и, выпив вчерашней простокваши, пошел в большой хозяйский дом. Мысль о метавшейся во сне свинье в загоне не давала ему покоя. Он еще полностью не осознал, к чему этот сон, но смутная разгадка была где-то рядом, это он чувствовал точно.
Последние метры до дома главы рода он уже не прошел, а пробежал. Вывернув из-за дома, он увидел бодрого Конди, плескавшегося у бочки с водой, и сонного друга. Павел стоял, прислонившись к дверному косяку, и, ожидая своей очереди к умыванию, дремал.
– Конди, Паша, – доброе утро, – Вадим быстро поздоровался. – Кажется, у меня есть идея. Собирайтесь, пошли.
Павел вздрогнул, выходя из дремоты и забыв про умывание, спросил:
– Ты что-то придумал?
Но друг, не слушая, быстро вошел в дом. Конди, на ходу вытирая руки о рушник, последовал за ним, последним в дом прошествовал зевающий Павел.
Когда они прошли к столу, Вадим стал быстро излагать вепсу свой план, который только что созрел в его голове. Объяснить Паше оказалось труднее, его еще не проснувшийся мозг отказывался воспринимать хитроумные идеи друга. Мозгу мешал голодный желудок.
Пашу пришлось оставить дома – завтракать и умываться, а Вадим увлек Конди к воротам поселения. Подойдя к ним, Вадим долго бегал взад и вперед, махал руками, показывал и объяснял, настаивал и даже требовал. Наконец Конди улыбнулся и кивнул – мол, понял, согласен. Пока Вадим суетился у ворот, собралась большая толпа зевак. Глава рода обвел взглядом столпившихся сородичей и громко приказал:
– Всем слушать Вадима, делать – как он скажет!
Вепсы одобрительно зашумели, – дескать, как надо, так и сделаем – приказывайте. Вадим поблагодарил Конди и, выступив вперед, огласил список необходимых ему материалов.
– За дело! – рявкнул Конди.
Вепсы стали быстро расходиться. Вадим заметил Валуя.
– Валуй!
И, когда бородач-новгородец подошел, продолжил:
– Подымай всех наших – есть дело!
Без лишних вопросов Валуй, качнув головой, пошел выполнять приказ.
Уже через полчаса Каргийоки загудел, как разбуженный пчелиный улей. Вепсы по приказу Вадима и Конди стаскивали к воротам бревна, доски и камни. Еще через полчаса явился Павел и, оглядев деловую суету, подошел к другу и непонимающе спросил:
– А что здесь, собственно, происходит?
Вадим улыбнулся.
– Карусель строим.
– Уж не для викингов ли?
– Ага, – ответил Вадим, – для них сердешных.
Дело шло быстро, почти все жители Каргийоки включились в работу. Даже дети решили принять участие в этой забавной игре взрослых. Дядя Вадим обещал тому из них, кто больше натаскает камней, вручить горшочек меду. Дядя Вадим сказал, а дядя Конди перевел, пообещав от себя, что если они не будут помогать, то получат по жопе.
– Вперед, лентяи! – напутствовал детей глава рода.
И детишки, от семи до четырнадцати лет, громко крича, наперегонки кинулись к реке, за камнями.
* * *
Ярл Гутрум, сын Сёльви по прозвищу Тур,
[39]
запряг своих «драконов» и теперь подходил к берегу, где еще совсем недавно один из его хёвдингов сжег деревню упрямых вепсов. Вепсы из рода лесного медведя отказались платить дань и Гутрум послал один драккар наказать непокорных.
Ему доложили о выполнении и даже перевыполнении плана, ибо в том набеге не только сгорела вся деревня, но удалось настигнуть и убить сына главы медвежьего рода. Но наглые вепсы продолжали упорствовать в своем нежелании давать дань ярлу Альдегьюборга.
Гутрум Сёльвинссон получил свое прозвище давно, лет десять тому назад. Тогда он явился на берега Альды, выгнал вепсов и словен с высокого берега реки и срубил борг. Ярл был могуч и силен, но и упрям как бык. Его раздражало малейшее неподчинение этих диких вепсов. И он, как боевой бык с красными от ярости глазами, кидался вновь и вновь наводить порядок и устанавливать свои законы.
Это лето было его тридцать вторым по счету и в его длинных, серо-черных волосах появилась первая седина. Ярл стоял на носу своей флагманской ладьи, опираясь о шею носовой фигуры дракона. Его рыжая, заплетенная в косу борода воинственно топорщилась. Гутрум пребывал в не лучшем расположении духа – несколько дней назад он напал на новгородцев, переправлявшихся через реку. Ему удалось уничтожить не менее сотни врагов, но сам он потерял один из драккаров и более четырех десятков его воинов отправились в Валгаллу. И вот вчера он взнуздал четырех своих «драконов», намереваясь обрушить праведный гнев на главное поселение вепсов из рода лесного медведя. У ярла оставалось в борге еще три корабля и две сотни воинов во главе с его братом Бьярни.
При мысли о брате у ярла скривились губы. Бьярни – его младший брат был храбр, но туп как пробка от бочки, к тому же любитель выпить. Гутрум постоянно запирал погреб с медовухой и пивом. Но его братец всякий раз где-то находил выпивку и, нализавшись браги, не раз устраивал настоящие штурмы погреба, с тараном и дикими воплями. Ярла это бесило даже больше, чем отсутствие дани от вепсов. А совсем недавно Бьярни, опустошившего с дружками бочонок хмельного меда, потянуло на любовь. Пока ярл разбирался на переправе с новгородцами, его брат в пьяном угаре налетел на ближайшую к боргу весь. Бьярни с дружками древками копий разогнали немногочисленных вепсских мужиков и перепортили всех девок и баб, включая двух старух.
Вернувшись из похода, Гутрум застал брата в печальном настроении. После любовных утех младший Сёльвинссон подхватил какую-то заразу и теперь мучился с распухшей мошонкой, стонал и охал, не мог ходить и писал кровью. В общем и целом выглядел братец крайне печально. Похожая беда наблюдалась и у десятка его бражников, бывших с ним в ту злополучную ночь.
При воспоминании об этом происшествии, Гутрум грязно выругался. Это был настоящий саботаж – подрыв боеспособности. За одну ночь его дружина потеряла с десяток воинов, а как вылечить их – никто не знал. Хуже того, это могло оказаться заразным. «Не иначе, боги испытывают нас», – подумал ярл и приказал спалить нечестивую весь вместе с заразными женщинами, включая и двух старух.
Ярл мотнул своей бычьей головой, отбрасывая грустные мысли. Место высадки было уже близко – они приближались. Гутрум заприметил на берегу в камышах какое-то движение. Их заметили, но ярлу было на это решительно наплевать. С ним на драккарах шли двенадцать десятков его воинов, с ним был его лучший хёвдинг хускарлов – Улаф, по прозвищу Берсеркер. Перед этим не устояли даже ворота франкских городов, а тут какие-то жалкие вепсские заборы.
