Вепсы хоронили убитых родственников, и иногда в избу долетали звуки женского плача, «войкада»,
[9]
как объяснил им Павел, так назывались погребальные причитания.
– Бабушка рассказывала, – пояснил он.
С непривычки они долго ворочались на лавках, пытаясь устроиться поудобнее, и наконец, найдя правильное положение, уснули.
Андрею-Сигурду сразу начал сниться древний Альдегьюборг и меч, который он выторговал у местного кузнеца. Меч был хорош. Длинный, с широким долом и литым бронзовым навершием.
[10]
Настоящий скандинавский меч – гроза врагов. К такому оружию полагались красивые ножны, и Сигурд купил их. Деревянные, обтянутые красной тисненой кожей, с бронзовыми накладками. Красота, да и только! И вот уже он, Сигурд Великий – могучий северный воин, стоя впереди, у носовой фигуры, летел на своем драккаре покорять неведомые страны. А за его спиной верные воины пели веселую песню, дружно налегая на весла. В той песне пелось об одноглазом Одине – предводителе всех варяжских дружин. О славных походах, о богатой добыче и о прекрасной девушке, что ждала своего героя за морями, за горами, на холодном северном фьорде…
Павлу снилась его, теперь уже бесконечно далекая и от того недосягаемая невеста. А дотянуться хотелось, чертовски хотелось. Хотя бы одним глазком взглянуть, как она примеряет свадебное платье, которое они вместе купили в салоне на Петроградке. Во сне Настя корила его за то, что он поддался на уговоры Вадима и поехал на этот дурацкий реконструкторский фестиваль. Потом он увидел, как она плачет, сидя у телефона, не зная, кому еще позвонить, у кого узнать, куда подевался ее суженый и где пропадает. Он хотел крикнуть ей: «Не плачь!» И крикнул во сне, но она не услышала…
Вадим видел телеги с трупами. Он явственно представил себе, как вепсы хоронят их, воздают погибшим хвалу и клянутся отомстить врагам за их смерть и поругание. Ему представлялся шаман с бубном, прыгающий вокруг поминального костра и бормочущий странные, ему одному понятные заклинания. И видел стоявших рядом Конди и Уллу с «пойкой» на руках…
Ночь завладела природой, а где-то на окраине поселка жалобно и протяжно выла собака…
* * *
На следующее утро их пришел будить молодой парнишка, босой, в подпоясанной веревкой длинной рубахе с плеча явно старшего брата или отца. Он что-то сказал и жестами пригласил во двор. Выйдя, они увидели бочку, полную воды, рядом стояло деревянное ведро. В избу проскочила вчерашняя девчушка с большой тарелкой вареных яиц, хлебом и крынкой. Раздевшись по пояс, друзья умылись, сетуя на отсутствие мыла. После утреннего моциона парнишка пригласил их обратно в избу.
Стол был уже накрыт. Друзья сели и не спеша принялись завтракать. Парнишка устроился на лавке и стал с любопытством разглядывать гостей. Дождавшись, когда они закончат трапезу, он встал и жестами опять позвал во двор. Во дворе друзья не задержались, парнишка повел их дальше.
Подойдя к большому дому, мальчик указал на дверь – мол, вам туда, заходите. Вадим первым толкнул дверь и переступил через низкий порог, успев сказать друзьям, чтобы не наступали на него.
– А чего? – не удержался от вопроса Павел.
– Нельзя наступать на порог, – шепнул ему на ухо Андрей, – примета плохая, да и хозяев обидеть этим можно…
Внутри их встретили двое. Молодой вепс в нарядной рубахе и второй, явно не вепсской наружности, в короткой кольчуге, при мече и шлеме. Окольчуженный внимательно осмотрел гостей и отступил в сторону, а вепс провел друзей в просторную комнату, где их уже ждали. Конди, в длинной беленой рубахе с вышивкой крестообразным узором вокруг шеи, рукавов и низа рубахи, восседал на резном стуле с высокой спинкой во главе длинного стола. По правую руку от вепса сидел какой-то светло-русый мужик с окладистой, уже почти полностью поседевшей бородой. Одет он был в травянистого цвета рубаху с незатейливой вышивкой, а на коленях держал серый плащ. Друзья заметили, что этот незнакомец, в отличие от вепса, опоясан длинным мечом. На вид мужику было не более сорока – сорока пяти лет, во всяком случае, так показалось Вадиму.
– Хюваа хуомента,
[11]
– поздоровался Конди, не вставая с места.
Друзья поздоровались в ответ. Русый мужик прищурил правый глаз и тоже изрек:
– Здраве буде!
Друзья переглянулись. Конди жестом указал им за стол. Они сели слева от вепса, напротив мужика.
– Елико сякие?
[12]
Откель грядеши?
[13]
– спросил светло-русый.
Вадим взглянул на вепса, тот кивнул головой – мол, отвечай.
– А вы русск… Простите, словен?
– Словен! – подтвердил мужик.
Вадим невольно обрадовался и даже улыбнулся. Еще учась в университете на историческом факультете, он активно изучал древнерусский язык и заметно в этом преуспел, что не раз ему пригождалось и на фестивалях, и на ролевых играх.
– Идее ваше мисто? Порекло е?
[14]
– вновь спросил словенин.
Однако Вадим понимал, одно дело на играх, а тут момент серьезный, исторический, так сказать. «Как бы не облажаться», – подумал Вадим и вслух произнес, представляясь:
– Аз Вадим, овый Паша, овый Андрей, – он указал на друзей.
Юноши, услышав свои имена, слегка кивнули. Вадим почувствовал, что уверенность в языке вернулась к нему полностью.
– Мы словене, – утвердил он.
Мужик недоверчиво глянул на реконструктора и, указав на него пальцем, строго спросил:
– Овый словен?
– Да, – искренне ответил Вадим.
– Блядь!
[15]
– громко сказал мужик, хлопнув ладонью по столу.
– А что вы ругаетесь? – воскликнул Павел, не терпевший матерщинников.
Вадим посмотрел на Андрея:
– Не поверил, что ты словенин.
– Да я понял, – вздохнул реконструктор.
– Речи борзо! – поторопил мужик. – Елико сякий?
– Кажись, влипли, – тихо произнес Паша.
Реконструктор не выдержал пристального взгляда мужика, встал из-за стола и гордо произнес:
– Я… Эк варяг, эк хейтир Сигурд!
[16]
