Билли помогла мне сфотографировать картину в нескольких ракурсах, в том числе мы сделали крупный план наклеенного на обороте сертификата подлинности. Затем я за несколько секунд скачал специальное приложение, которое автоматически поставило дату и место съемки на фотографиях, и отправил их на безопасный сервер. По словам ростовщика, это придавало снимкам особый статус и их можно было использовать в качестве доказательств, если кто-то посягнет на картину.
Операция заняла десять минут. Когда пикап остановился перед центральным вокзалом, мне уже пришло СМС от Мицуко с адресом коллеги, у которого можно было оставить картину, получив взамен двадцать восемь тысяч долларов.
Я помог Билли вылезти из кузова, вытащил багаж и поблагодарил садовников за помощь.
— Si vuelves рог aqui, me llamas, de acuerdo?
[34]
— сказал Эстебан, пожалуй слишком откровенно обнимая Билли.
— Si, si!
[35]
Она кокетливо провела рукой по волосам.
— Что сказал этот тип?
— Ничего! Просто пожелал хорошего путешествия.
— Давайте, издевайтесь надо мной… — ответил я, вставая в очередь у стоянки такси.
Она заговорщически улыбнулась, и я не удержался:
— Ладно, неважно. Сегодня вечером, если все сложится хорошо, пойдем в ресторан, и я угощу вас кесадильей и чили кон карне.
Услышав о еде, она тут же снова затараторила, но то, что несколько часов назад ужасало меня, теперь казалось веселой музыкой.
— О, а вы пробовали энчиладас? Я их просто обожаю, особенно с курицей и хорошо прожаренные. Кстати, знаете, что их иногда готовят со свининой и креветками? А вот начос — фу! — это я не люблю! А эскамолес вы когда-нибудь ели? Надо обязательно устроить дегустацию. Представляете, это личинки муравьев! Между прочим, супер-пупер-изысканное блюдо! Его даже называют «муравьиная икра». Странно, да? Я всего один раз пробовала, мы с подружками ездили в…
18
Мотель «Каса-дель-Соль»
Одиночество — яд заключен в этом слове.
Виктор Гюго
— Конечно, после «Бугатти» она выглядит убого… — разочарованно протянула Билли.
Южный пригород Сан-Диего, 19.00
В грязном темном ангаре рядом с невзрачной станцией техобслуживания
Билли устроилась на переднем сиденье «пятисотого» «Фиата» шестидесятых годов выпуска. Эту простенькую машину без украшений и хромированных деталей Сантос, друг подвозивших нас садовников, пытался втюхать нам, расхваливая на все лады.
— Машина, конечно, не очень удобная, но прочная, вы уж поверьте!
— Какого черта ее покрасили в ярко-розовый цвет?
— На ней ездила моя дочь, — ответил латинос.
— Ай! — вскрикнула Билли, ударившись головой. — Может, вы имели в виду Барби вашей дочери?
Я, в свою очередь, заглянул в салон.
— Тут нет заднего сиденья!
— Зато багажа больше влезет!
Делая вид, будто что-то понимаю в машинах, я осмотрел фары ближнего и дальнего света и поворотники.
— Вы уверены, что она соответствует техническим нормам?
— Насчет американских не уверен, но мексиканским вполне.
Я взглянул на экран телефона, чтобы узнать, который час. Мы благополучно забрали двадцать восемь тысяч долларов, но, пока добирались от антикварного магазина до станции техобслуживания, потеряли довольно много времени. Машина подходила нам, но за неимением прав мы не могли купить ее или взять напрокат законным способом. Зато она обладала одним несомненным достоинством: у нее были мексиканские номера, а это решало проблему с переходом границы.
В конце концов Сантос согласился продать ее за тысячу двести долларов. Нам понадобилось еще четверть часа, если не больше, чтобы запихнуть в автомобиль мой огромный чемодан и вещи Билли.
— А не эту ли машину называли «стаканчик йогурта»? — спросил я, изо всех сил налегая на багажник, чтобы закрыть его.
— El bote de yogur?
[36]
Сантос повторил мой вопрос на испанском, притворяясь, что не видит связи между молочным продуктом и развалюхой, которую только что с радостью спихнул нам.
На этот раз за руль сел я, и мы с опаской пустились в путь. Было темно. Мы ехали по окраинным районам Сан-Диего. Плутая среди бесконечных стоянок и торговых зон, я с трудом выбрался на Национальное шоссе № 805 и направился в сторону границы.
Шины попискивали, а вместо яростного гудения «Бугатти» до уха доносился гнусавый храп «Фиата».
— Переключите на вторую, — посоветовала Билли.
— Если вы не заметили, я уже еду на четвертой!
Она посмотрела на спидометр — стрелка с трудом дотягивала до семидесяти.
— Да, быстрее не получится, — расстроилась Билли.
— Зато теперь мы точно не превысим скорость.
Наша развалюха кое-как добралась до огромного пограничного пункта, за которым виднелась Тихуана. Как обычно, здесь выстроилась очередь из машин и царило небывалое оживление. Стоя в очереди к проезду с табличкой «Mexico Only»,
[37]
я давал своей пассажирке последние наставления:
— Они крайне редко проверяют документы, когда выезжаешь из страны, но, если такое случится, нам обоим грозит тюрьма, и на этот раз удрать не получится. Так что давайте без глупостей.
— Я вся внимание, — отозвалась Билли, хлопая ресницами, как Бетти Буп.
[38]
— Все просто: вы не шевелитесь и не произносите ни слова. Мы честные мексиканские труженики, возвращающиеся домой. Ясно?
— Vale, secor.
[39]
— А если прекратите свои издевки, то мне вообще будет казаться, что я еду в отпуск.
— Muy bien, secor.
[40]
Впервые за день нам улыбнулась удача: каких-то пять минут — и мы в Мексике, ни тебе проверок, ни неприятностей!
Дорога тянулась вдоль моря. К счастью, механик установил в машине старенькое радио с плеером. Но единственной кассетой, обнаруженной в бардачке, оказался альбом Энрике Иглесиаса, что привело в восторг Билли и отравило мне существование до самой Энсенады.
