У причальной стенки столпились подводники из других экипажей и сизолицые унтеры береговой службы.
— Ваше высокоблагородие, разрешите доложить…
— Отставить! Мичман, пробовали забраться на палубу и достучаться к команде?
— Никак нет, ваше высокоблагородие, вас ждали.
Хваленая флотская инициатива. Вместо того чтоб самим шевельнуться — доложить по начальству и тем самым спихнуть ответственность. Хотя начальство тоже разное, рявкнуть может — разобраться и устранить безобразие, заодно дюжину других приказов навесить.
— Баркас на воду!
На новых лодках иллюминаторов нет, горит ли свет в рубке — не глянешь. На стук ручкой кортика по люку услышал изнутри отчетливую ответную дробь. Значится, живые внутри. Докричаться не вышло. Кавторанг залез на леерное ограждение, рискуя сверзиться в воду с масляно-мазутными пятнами, и заорал в жерло духовой трубы:
— На «Лососе», меня кто-нибудь слышит? Здесь капитан второго ранга Ланской.
— Так точно, ваше высокобродь! — слабо донеслось снизу.
— Почему люк не открыли?
— Так не открывается он!
— Оба?
— Так точно, ваше высокродь!
— Что в походе с ними делали?
— Ничего! Только подтянули чуть рубочный, когда подтекать начал. Задрайку заднего тоже. Всплыли — не отворачиваются.
— Слушать мою команду! Выйти к Кроншлоту, три мили на запад, погрузиться. Отвернуть маховики задраек настолько, как затянули на глубине. Срочно всплыть, пробовать открыть. Если нет — репетировать, пока не откроется. Вопросы есть?
— Так затопит, вашвысокродь!
— Удерживать маховик руками при всплытии. Исполнять!
Приглушенно загрохотало внизу — лодка начала выбирать якорь. Кавторанг едва успел слезть с ограждения и забраться в баркас, как субмарина включила реверс. Так бы и поплыли нырять вместе с командиром на рубке.
Вернувшись в кабинет, громко именуемый штабом, Ланской подписал рапорт об отстранении мичмана Якушкина от командования «Лососем» и списании на берег. Всего второй выход в море, и опять куча напастей. В циркуляре четко написано — нельзя в подводном положении поджимать задрайки. Водяной столб давит на люки, расплющивает резинные прокладки. Если закрутить вороток со всей дури, то по всплытии никакой богатырь не отвернет обратно. Ныне экипажу предстоит погрузиться и начать жуткое дело — под водой раскручивать запор рубочного люка. А как перестараются? Тогда при всплытии давление пропадет, на последнем футе люк раскроется — навсегда запомнят ледяной душ. Так и произошло. Рассматривая мокрую и недовольную мину мичмана, Ланской больше не сомневался отдать рапорт Бергу.
Неприятную бумагу Александр Маврикиевич прочитал на следующее утро. Понятно, что Якушкин — племянник «того самого», но пропустить мимо рапорт кавторанга со штампом канцелярии Адмиралтейства решительно невозможно. «…Допустилъ совершеннейше негодныя команды въ походѣ подводнаго корабля, вслѣдствіе которыхъ означенный корабль подвергнуть былъ опасности затопленія», — разливался канцелярским соловьем кавторанг. Тем помогал Бергу прикрыть срамное место на случай, если строго спросят за наказание мичмана. «Отстранить», — написал контр-адмирал. Затем представил маневры якушкинского дядюшки по спасению карьеры раздолбая и прибавил: «до особаго на то распоряженія».
— Разрешите, ваше превосходительство? — вестовой аккуратно вкатился в начальственный кабинет. Младший бюрократический состав в Адмиралтействе особой породы, не стучит ногами, не гаркает молодецки. Рапортует с выражением «не извольте беспокоиться». — Господин капитан первого ранга сами к вам пришедши.
Услав жестом матроса, Берг пригласил Макарова присесть.
— Зачем вызывал, твое превосходительство?
— Не вызывал, а приглашал. Я ж тебе не начальник. Но могу им стать, коль согласишься.
— Вакансия случилась?
Александр вместо ответа придвинул приговор Якушкину.
— «Лосось» — последняя лодка в пять сотен тонн, торпедная, если память не подводит.
— Память у тебя, Степан, дай бог каждому. Лодок в семьсот тонн на стапелях аж шесть, но ближайшая не ранее мая на воду спустится. А когда в строй войдет — неведомо. Слыхал, утром донесли — англичане уже в Скагерраке? То бишь через сто миль они в Балтике. Их встретим по старинке. Так что, Осипыч, отрывайся от бумажек, дуй к Попову с прошением на временное откомандирование и целуй супругу надолго.
— Пожалуй. Сам тряхнуть стариной не желаешь?
Макаров, по правде говоря, не слишком рассчитывал на положительный ответ. Контр-адмиральство за межвоенное время сказалось на друге, обтесав его под штабной стиль. Александр малость располнел, отпустил растительность на когда-то бритое лицо. Даже речь его стала круглой. Он по-прежнему продвигал новые проекты, демонстрируя незатупившийся ум, но гораздо реже спорил с начальством, полюбил не засиживаться на работе и начал закладывать за воротник. Что делать — Берг приближался вплотную к полувековому рубежу, не старость пока, однако острой тяги захлопнуть над головой люк и гаркнуть «к погружению стоять» у друга не наблюдалось.
Адмиралы тоже ходят в море, занимая положенную по чину каюту и командуя эскадрой с просторного светлого мостика. Душные, тесные и влажные отсеки субмарин не для них.
Служа в Адмиралтействе, Макаров клялся себе, что не превратится в паркетного флотоводца и при первой возможности будет бросаться туда, где ходит палуба под ногами, в нос шибает резкий солоноватый ветер и только простое каждодневное мужество позволяет выжить людям и доверенному им кораблю. А может, просто возраст не пришел округлить фигуру, слова и желания. Пожав руку Бергу, Степан Осипович отправился испрашивать перевод.
Придворный Балтийский флот имел больше подводных лодок, чем Черноморский-Южный, не говоря о надводных кораблях. Кроме «Лосося», на который назначение получил Макаров, однотипным «Окунем» командовал переведенный из Балаклавы лейтенант Васильченко, просидевший половину прошлой кампании «в карантине», «Кайманом» — сам кавторанг Ланской, командир отряда. Минный заградитель того же типа, что и погибший в Дарданеллах «Кальмар», носил имя морской хищницы «Мако» и находился под командованием мичмана Калинина.
Далее, к Гохланду выдвинулась маленькая двухторпедная учебная лодка «Барракуда», на которой в свое время ходили Берг и сам Макаров. О ней гуляла недобрая молва. Пару лет назад по возвращении в Кронштадт из учебного похода в лодке загорелся машинный отсек из-за замыкания в порядком изношенном моторе-генераторе. «Барракуда» уже стояла на бочке, капитан Меньшиков приказал покинуть отсеки и выбраться на палубу. Спаслись все — восемь матросов и унтеров, а также кадеты Морского корпуса.
Морской министр адмирал Краббе, украсивший своим присутствием выпускные испытания кадетов, пришел в негодование от конфуза, случившегося в его высоком присутствии. Как так, лодка на плаву, никто не борется за живучесть. Быстренько всем вернуться на борт и тушить возгорание, а как вы думали? Мичман Меньшиков сказал «есть», с командой подгреб к «Барракуде» на баркасе, велел ждать, сам нырнул в люк, натурально в дым и пламя. Буквально сразу субмарина начала тонуть и скрылась под водой с капитаном на борту и открытым люком.
