Лейтенант Черноусов не мог в перископ разглядеть в мелочах картину победоносной высадки. Он заметил себе, что вооруженная мелочь огибает главные силы мористее, явно охраняет их от неожиданной атаки. Была бы вторая подлодка рядом, не грех утопить и броненосцы, и малотоннажных «собачек». А если еще и плавбаза с запасами торпед… В бою не место мечтаниям, надо обходиться имеющимся.
Обозревая морскую поверхность, капитан заключил, что меньше всего нападение ожидаемо со стороны суши. Там толкутся транспорты, убывает глубина, могут попасться сорванные с минрепа мины, изредка падают недолеты из форта. В общем, зона, куда по здравому размышлению соваться совершенно немыслимо. С корабельных батарей туда обращены сотни глаз. Как раз перископ они не заметят.
Лодка развернулась в глубине, чуть не задев рубкой пустой транспорт на якоре, а килем подводные камни. Черноусов вышел наугад, с известной долей везения попав в промежуток меж самыми крупными британцами. После гибели «Пираньи» лейтенант впервые произнес заветные слова: «первая, пли!», «вторая, пли!» Настоящая музыка для подводника, похоронный марш для ее целей.
Не успела достичь английского борта первая пара, как «Кракен» вошел в левый поворот. После взрыва на «Девастейшне» вахтенные соседнего броненосца впились глазами в волны, замечая зловещий бурун за перископом. Зазвучали рапорты, подчеркивая полную беспомощность экипажа: секунд через тридцать пуск торпед, на лодку орудия быстро не направить, поднять якорь и убежать — тоже не выйдет.
Когда торпеда взорвалась под ватерлинией «Тандерера», Черноусов продолжил удивлять дальше. Он притерся бортом к обреченному броненосцу, попав в мертвую зону его орудий и укрывшись им от канонерок, двинул вдоль корпуса и ювелирно отправил торпеду в корму третьего бронированного корабля, на этот раз — австрийского корвета. Не дожидаясь последнего взрыва, капитан приказал пройти вперед две сотни футов, забрать вправо и ложиться на дно.
Сурового раската от пятой торпеды так и не последовало. Вместо них неподалеку застучали колотушки от обстрела водной поверхности. Шансов повредить подлодку, затаившуюся на дне в неизвестном для охотников месте, не больше, чем убить клопа, наугад тыкая иголкой в подушку. Тем более с каждым выстрелом ограниченного огневого запаса в воду бестолково улетали шиллинги и фунты стерлингов.
— Ваше благородие, — прошептал гардемарин. — Помните депешу из Адмиралтейства касательно долгого хранения торпед на лодках?
— Да-с, Владимир. Вы правы. Из пяти пущенных взорвались две. Не могу взять на веру, что трижды промахнулись в упор.
— Стало быть, единственная оставшаяся — тоже ненадежна. Как вы чаете ею распорядиться?
— Дождемся ночи и пугнем австрийца. Он поменьше, даст Бог, с одной утопнет. А не взорвется — нам легче удирать, не всполошим врага. Через два часа увидим.
Посмотреть было на что. Ночь над Эгейским море чудо как прекрасна. Яркие звезды, едва прикрытые легкими облачками, смотрятся в безупречно чистую воду, из которой всплыл острый темный силуэт.
«Кракен» с полными систернами главного балласта и продутой уравнительной чуть высунул рубку из воды, покачиваясь на легкой волне, скорее похожей на озерную, нежели морскую. Черноусов открыл люк.
Оба британских броненосца, один с креном градусов пятнадцать, второй с дифферентом на корму, соревновались в умении экипажей бороться за живучесть. Австриец куда-то отошел, явив благоразумие. До ближайшей канонерки не более четырех кабельтовых.
В акустическом приборе тишина, только обычные звуки моря. Нет сомнения, союзники тоже слушают воду, тщатся засечь лодочные шумы.
Мичман дал оглядеться старпому.
— Ближе всех британец на боку. Ему отправить презент с этого борта — привет Нептуну, джентльмены. Австрийца во тьме не сыщем.
— Так что бьем льва, ваше благородие.
— К погружению под перископную стоять! Самый малый вперед! Погружение! Поднять перископ! Лево руля!
С дистанции, лишь вдвое большей длины самого парохода, капитан тщательно выбрал место удара. Где-то под трубами машинное отделение. Британцы не самые радетели непотопляемости, вряд ли там переборки меж кочегарным и машинным. Пусть Бог отвернулся и торпеда не взорвется, четырнадцатидюймовая дыра в тонкой обшивке подводной части знатно увеличит подтопление.
— Шестая, пли! Стоп, машина. Средний назад.
Мучительные секунды, пока торпеда преодолевает последние сажени. Акустик снял прибор, но и без него слышен гулкий удар металла о металл. Секунда острого разочарования, потом запоздалый взрыв и громкое «ура» на все Эгейское море. Теперь не нужно блюсти безмолвие — вражеские слухачи сорвали рамки с головы, растирая ушибленные грохотом уши.
— Стоп, машина. Средний вперед, право руля.
По волнам пляшут пятна прожекторного света. Когда в них попадает мусор от погибших днем судов, наблюдатели орут: periscope! Туда же летят десятки снарядов. О каком количестве русских утопленных субмарин доложат адмиралтейским лордам? Ежели считать по траченым припасам — десяток, а то и поболее.
Тем временем лодка на среднем подводном ходу держит курс на запад. На юг, напрямки к базе — опасно, пара канонерок запросто может прогуляться туда же, по самому очевидному пути ретирады. Лучше спокойно миль пять в сторону недружественной ныне Греции, потом наверх и домой.
Когда «Кракен» пустил первые торпеды, «Катран» обогнул маяк на скалах южной оконечности Галлиполи. Ланге скомандовал срочное погружение и приник к перископу, рассматривая итоги попытки прорыва союзников в Дарданеллы. Не видя баталии, он предположил, что броненосная лодка обстреляла бонное заграждение, после чего ее капитан мудро решил, что при такой глубине и на таком течении мин просто не может быть, смело ринувшись на остатки бон форштевнем. Эти остатки и не дали ей затонуть до конца. Верхушки надстроек, духовых и дымовых труб да жалкий рангоут застыли в проливе, являя мораль сей басни: незваным гостям здесь не рады.
В трех кабельтовых от лодки медленно умирал броненосец, двое других стояли подальше и лениво переругивались с русским фортом. Южнее притулились пароходы. Если на них десант, то куда меньше, чем назначенный к высадке у форта «Иван Калита». Наконец, на камнях виднелся корпус иностранной подводной лодки, похожей на балаклавскую «Казачку». Тоже не повезло.
Ланге приказал приподнять над водой рубку и просемафорить: свои, мол. Уцелев в свалке с конвоем, погибать от рук товарищей совсем глупо.
К наступлению утра союзные войска выбили остатки русского гарнизона из «Ивана Калиты» и заняли груду камней, совсем недавно бывшую фортом. В плен попало сотни четыре солдат и офицеров, большинство — раненые. Они подорвали пушечные стволы, отступили к горам и там подняли белый флаг. В руинах крепостицы рвануло до небес — догорел фитиль в пороховом складе.
Командующий объединенным отрядом полный генерал Ричард Генри Фицрой Сомерсет, 2-й барон Раглан, получил рапорт, что батальон майора Уиндема вышел к Дарданеллам. Виктория, джентльмены! Только запах у той победы сильно отдавал пирровым. К югу и северу — русские укрепления. С той карманной артиллерией, что свезена с судов на берег, штурмовать их себе дороже. Юг Галлиполи отрезан от Константинополя. Что это изменило? Русские суда без помех ходят по Дарданеллам.
