— Что же лодкам делать?
Адмирал привычно глянул в окно. На рейде стоял последний турецкий приз. Остальные — в Николаеве, на мелком ремонте или под загрузкой для Балканской армии.
— Три с коротким ходом — «Акула», «Пиранья» и «Терпуга» — будут крейсировать у западного берега. Выходят вместе с пароходами, потом отрываются, понятно — скорость не та. «Катран» пусть стрижет шерсть от Батума до Самсуна. Негоже, ежели они там покой обретут.
Поминаемый Александр Маврикиевич не почивал на лаврах. Четыре заложенные торпедные лодки перекрыли бы потребность Черноморского флота, только ступить в строй они смогут не ранее следующего года, и экипажи не обучены. Правительство не готово к многолетней войне, поэтому Макарову придется до победного конца обходиться имеющимися кораблями. Одна из лодок погибла, остальные будут работать на износ, часто становясь в ремонт, и никто не знает, доживут ли они до виктории.
Как ни храни тайны, они растекаются. Разведка доносит, что другие державы также за подводный флот взялись. Поэтому хищные рыбы класса «Акулы» на глазах устаревают. И даже следующие, пятисоттонные. Нужны настоящие подводные крейсеры от семисот надводных тонн.
На Черном море лодки редко возвращаются в Балаклаву с торпедами. На Балтике выяснилась нежданная напасть. В наружных решетчатых аппаратах заряды быстро выходят из строя, как и при погружении на максимальную глубину. Проект тяжелого корабля, у которого трубчатые пусковые установки внутри прочного корпуса, совершенно нов и изрядно сложен. При выходе торпеды облегченная лодка не должна всплыть. Зато аппарат можно перезарядить под водой, если в отсеке за ним есть запасная.
Макарову все это помочь не могло, он обходился тем, что есть. «Ростов» с катерами затонул на Дунае под огнем турецкой береговой артиллерии. Тогда малые суда начали перевозить по румынской железной дороге выше османских крепостей.
Опасность атаки торпедного катера на броненосец трудно описать. Это даже не Давид на Голиафа нападает, а муравей на слона. Потому ни одного боя катерщиков с броненосными корветами не прошло без потерь. Но как описать мужество речников, идущих на тихоходных шлюпках с шестовыми минами наперевес к бортам турецких мониторов?
Деревянные шлюпки с паровыми машинами развивали скорость не более шести узлов. Взять торпеду на борт они, естественно, не могли. Их вооружение — короб с порохом на конце трехсаженной оглобли, которую нужно воткнуть под броневой пояс под огнем пушек и ружей с монитора.
В самоубийственном походе два тихоходных катера взорвали шестовые мины под бортом речного броненосца «Сейфи» близ Браилова. Поразительно, но обе посудины смогли улизнуть, украсившись множеством пулевых дырок. Три османских парохода подорвались на минах, выставленных этими же деревянными катерами.
19 июня у болгарского побережья, в пятнадцати милях от Агатополя, «Терпуга» под командованием мичмана Васильченко остановила двумя предупредительными выстрелами британский пароход «Дашер». Поднявшаяся на его борт команда обнаружила полный трюм артиллерийских снарядов, патронов и прочего военного снаряжения. Военная контрабанда была с вызывающей откровенностью оформлена товарными документами, в которых перечислялось количество ящиков с боеприпасами и военным снаряжением.
— Что вы собираетесь делать, мистер офицер? — спросил британский капитан. — Вас ждут серьезные неприятности за сам факт остановки английского судна. Никто не смеет тронуть борт, у которого на гюйсе развевается Юнион Джек.
— Вы правы, сэр. Только документальные улики ваших незаконных перевозок я забираю.
Под протестующие возгласы англичан мичман покинул судно. Вернувшись на «Терпугу», он спросил:
— Горизонт чист?
— Ни дымка, ни паруса, кроме британского парохода, ваше благородие.
— Сам Бог велит наказать напыщенных снобов. Приготовиться к торпедной атаке. Исполнять!
Не успевший набрать ход пароход буквально развалило двумя взрывами. Нагруженный по грузовую марку, он затонул практически сразу. Васильченко снова оглядел окрестности в бинокль. Свидетелей не видно. Да, формально это — воинское преступление и несмываемый грех смертоубийства. А сколько русских жизней спасено, коль убойный груз не попал на передовую?
Пара матросов пытались спастись, цепляясь за обломки. Мичман терпеливо дождался, когда их засосет воронка, и дал команду «к погружению стоять». Второго британца он утопил, не теряя времени на досмотр.
Макаров и в особенности Аркас пришли в ужас от рапорта.
— Мичман, сей же час ступайте под арест.
— Есть, ваше превосходительство. Осмелюсь заметить, весь экипаж знает про атаки. Я приказал не выпускать их с железа.
— Николай Андреевич, позвольте изолировать команду. Объявим о непонятной болезни. Потом уляжется — решим, что с ними делать.
— А вы, Степан Осипович, куда изволили смотреть? Это же форменный повод для войны!
— Британская контрабанда есть повод к объявлению войны в отношении Англии, ваше превосходительство.
— И вы туда же. Самородки нашлись. Спустили гору снарядов в море и в герои себя записали — нашим помогли? Олухи царя небесного! Да ежели Альбион на нас двинет, сколько людей в сыру землю положим!
Макаров думал было возразить, что ныне до русских берегов еще доплыть надо, но сдержался. Остановить десятки кораблей и судов, как в Крымскую кампанию, имея четыре торпедные лодки, — химера. Разве что англичане побегут после первых взрывов. Но рассчитывать на их трусость не стоит. Моряки владычицы морей не раз доказывали стойкость.
Команда «Терпуги» отправилась в карантинный барак, окруженный часовыми. Лодку залили врачебной дрянью, от которой не то что заболеть — помереть не хитрое дело.
Адмирал, поколебавшись сутки, решил в Адмиралтейство депешу не слать. Дело само уляжется или примет такой же скверный оборот, как и при его рапорте о походе «Терпуги». На многострадальную субмарину впору затребовать третий экипаж.
28 июня «Катран» всплыл у Батуми. По выработавшемуся распорядку мазут из уравнительной систерны хлынул в топливный танк, возвращая лодке свободу вертикального маневра и позволяя не заботиться, хватит ли топлива на путь к Балаклаве. Конрад Ланге, которому перед выходом пришло подтверждение звания, приказал двигаться к внешнему рейду под перископом.
Увиденное не радовало. Вокруг причальных бочек внешнего рейда ряды бревен, связанные в плоты, чтобы торпедный катер не проскочил. Ниже тоже наверняка что-то есть, раз в Золотом Роге еще до войны задумались о лодочной опасности.
Крупный трехмачтовый пароход, выходя из деревянного окружения, коптил трубой так, будто у него в трюме варилась половина грешников ада. На двенадцати узлах, не меньше, он устремился в сторону Трабзона, надеясь на скорости уйти от подводной опасности.
Капитан созвал офицеров обсудить нерадостную диспозицию. Поможет шторм, разметав к чертям деревянную самодеятельность. Но редки шторма в летнем море, на небе ни облачка. Курорт, да и только. Приговорили ждать пароход с запада, топить его на встречном ходу и надеяться, что из порта выскочит нечто военное, не дорожащее жизнью.
