По одному зашли капитаны судов Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ), броненосцев, офицеры малых минных катеров и паровых шхун, переделанных в минные заградители.
— Господа! — открыл совещание адмирал. — Война с османами неизбежна и близка. Враг силен, не буду скрывать. Против нас восемь броненосных батарейных фрегатов, семь батарейных корветов и мониторов третьего ранга, восемнадцать небронированных боевых кораблей — преимущественно канонерских лодок. Заказанные во Франции, Италии и Англии броненосцы продолжают прибывать. Турецкое хозяйство держится на каботажных грузовых перевозках. Наши силы вам известны. Мы обязаны принять бой и одержать викторию.
Капитаны «поповок» высказались сдержанно. Остальные командиры как на подбор рвались в бой. Макаров высказался определеннее всех.
— Турецкий флот силен, но из Золотого Рога выходит редко. Пока войны нет, предлагаю с уходом льда сделать вояж по северному османскому берегу. С объявлением войны первыми ударить по их главной базе и поставить мины на подходах к Босфору.
— Химера, — отозвался капитан «Новгорода». — Вы еще Босфор скажете минами загородить. Лучше думать, как наши базы прикрыть.
— Босфор — невозможно. При течении в два узла якорные мины не ставят. А судовые маршруты у побережья минировать — сам бог велел.
По окончании веча Степан Осипович шепнул Бергу:
— Голову на отсечение, настучит сей осторожный в Питер.
— Пусть. Где Адмиралтейство, а где мы. Про течение ты здорово вспомнил. Пока мины не перевели на заграждения у Севастополя и устья Днепра, есть мысль. Коли поперек фарватера их не поставить, так просто спустить в Босфор, а? Одна из трех в Дарданеллы, чай, и заплывет.
— Выловят турки.
— На то другая мысль есть, Степан. Судоходство там изрядное, мусор плавает. Почему бы поверх мин не поставить каких ящиков, бочек, словно пароход уронил. А наткнется турок на мусор — привет Аллаху. Потом любой бумажки на воде станут бояться.
Обсудив козни для врагов, друзья-подводники отправились к Макарову в меблированные комнаты, загодя услав денщика за смазкой для мужского разговора. После второго тоста Макаров посерьезнел.
— Расскажи теперь, как так с «Ершом» беда стряслась?
Берг отставил рюмку. От хорошего настроя, возникшего после приятной теплоты в теле, не осталось и следа. Вроде столько месяцев прошло…
— Официальную резолюцию по флоту ты, верно, читал.
— Так точно. При попытке лечь на дно ударился носовой частью о лежащее на дне судно. Потом циркуляр был, вдругоряд не опускаться ко дну с горизонтальной скоростью более узла.
— Понимаешь, Степан, всю правду так и не рассказали, — Александр взял из буфета третью рюмку, плеснул в нее, накрыл ломтиком хлеба. — «Ерш» затонул у самого Котлина. Там мало где глубины большие. Как начали искать его, колокол опустили, часов через семь обнаружили. Водолаз завел конец, лодку за кормовой рым и вытащили. Экипаж мертвый. Давай не чокаясь.
Нюхнув усы и не закусывая, он продолжил.
— Скажешь, отчего погибли за семь часов? Потому что провели под водой пять суток, оксилит кончился. Я тревогу забил, как сутки прошли. Остальное время по адмиралтейским кабинетам бегал что помойный кот по амбару, доказывал, просил, умолял. Как назло Попова в Питере не было. Водолазный департамент потребовал для начала поисков приказ управляющего Морским министерством. Посему когда лодку нашли, спасать уже некого.
Помолчали.
— Саш, что это — обычное головотяпство российское или подлый умысел?
— Ежели головотяпство, то только мое. Заранее надо было спасательный регламент на подпись великому князю нести. Но — нехорошо. Об опасностях и напастях подводного хода нельзя афишировать, иначе гардемарины не изволят захотеть в подплав.
— Вздор!
— А как же. Давно ты, Степа, не был в нашем питерском новом Вавилоне, где все говорят много, друг дружку не разумеют, зато строчат массу бумаг и преданно возводят очи к начальству, подставляя зад для греха, что вавилонские блудницы.
Снова выпили без тоста и не чокаясь.
— И без злой воли не обошлось. Завидуют нам, что на потаенные суда августейшая благосклонность легла. Веришь ли: злорадствовали, ироды. Наплавались, мол, подводнички.
Макаров схватился за голову.
— Сколько ж времени не хватило?
— Часов шесть, много — восемь. Люк открыли, там даже мертвый запах не настоялся.
Берг потер виски. Воспоминания о нелепой гибели экипажа «Ерша» отрезвляли настолько, что казалось, в рюмках не огненная вода, а обычная.
— На дне валялся якорь с линейного корабля. Лодка ударилась в него, затем острым носом зарылась в борт и остатки рангоута какого-то затонувшего корыта.
— Не понимаю. Сбросить аварийный балласт, продуть систерны, мотор на реверс — чай, всплыла бы. Как мы тогда у Толбухинского маяка.
— Нет, Степан. Балласт от удара заклинило, лодка течь дала. В одной из систерн появилась трещина, куда сжатый воздух травился. Открыть люк они не смогли. Теперь главное, о том только генерал-адмирал, Попов и несколько человек знают. Гардемарин Митяев написал письмо всем нам и завернул герметически. Я его наизусть помню.
[10]
Берг опрокинул следующую рюмку и продолжил тихим, немного дрожащим голосом:
— Здесь темно, вода прибывает. Пробую писать на ощупь. Шансов почти не осталось. Пахнет хлором. Милые мои Евгения и сын Петя. Когда вы получите это письмо, меня уже не будет. Я вас очень люблю. Простите меня за все. Сынок, вырастешь — обязательно становись военным моряком. Целую вас.
Сидя в освещенной электрической лампой комнате, подводники живо представили юного умирающего офицера, с трудом карябающего эти строки карандашом на влажноватой бумаге. Он стоит в кромешной тьме, по пояс в морской воде, в которой плавают масло, мазут, грязь, а к подволоку подымается удушливый запах серной кислоты и хлора из аккумуляторов. Запах скорой смерти.
А главное — любой подводник в каждом походе может найти свою гибель именно так.
Отметив встречу и помянув не вернувшихся из похода, Берг и Макаров наутро разъехались. Первый — в Николаев, а командир черноморского подводного отряда к своим чертям-разгильдяям.
Николаевскую верфь, приютившуюся у впадения Южного Буга в Днепро-Бугский лиман, англичане велели снести, ссылаясь на Парижский договор. Государь сказал послать их подальше. Позорные соглашения касались портов, флотов и верфей Черного моря. Николаев — в Малороссии, далече от морского побережья.
Без военных заказов и казенных денег верфь захирела. Выделка пароходов РОПиТ едва спасла ее от закрытия. Однако город рос, без военных кораблей сюда дозволили заход иностранных купцов. Протянулась железная дорога на север. Николаев примерил купеческое платье и раздобрел по примеру многих купцов.
