— Иными словами, в сторону, князь?
— Так точно. Александр Маврикиевич, генерал-адмирал утвердить обращение. Под водой он есть просто князь.
— Договоришься у меня, Джон. Отправят тебя обратно в Америку разжалованным до боцмана, — прошипел Берг.
— Полноте, — проявил либерализм августейший подводник. — А отчего мы погружаемся?
— Корабль обязан идти под генерал-адмиральский вымпел, князь. Я не иметь вымпел. Он не нужен внизу. Приготовиться к погружению на перископную глубину! Погружение!
Гальюн на «Генерал-адмирале» просторнее отсека субмарины и намного светлее, подумал гость. Как в гробу, хотел сказать он, но одумался — моряки суеверные.
— Мне докладывали, что обе лодки достроены. Это правда?
— Так точно, князь.
— Выходит, вас давно пора с завода перевести на военную базу.
— «Ерша» и «Щуку». Когда смогу начать работу с «Александровкой»?
— Вы уже ей имя подобрали, Берг, раз автор не сподобился. Смету я видел. Выходит как две канонерки. По возвращении обсудим. Зависит от… Не буду забегать вперед. Разрешите глянуть в перископ.
Великого князя интересовало решительно все. Он принял бутерброт, откушал чаю с сухарями, разогретого на крохотной электроплите, сходил в гальюн — то есть уединился в носу у ведра в футе от унтера. Втиснулся в вонючее машинное пекло, испросил дозволения переключить электромоторы на генерацию, через полтора часа — обратно, когда «Щука» вышла в намеченный район и приготовилась к уборке труб. По количеству задаваемых вопросов князь превзошел ребенка.
— Почему у нас только пять мин?
— Поставить направляющие в два ряда, будет десять. Больше не могу. Лодка погружается с дифферентом на корму и не хочет вниз.
— То есть десять мин — предел ее вооруженности?
— Вместо мин унесет две четырнадцатидюймовые торпеды, по одной с каждого борта. Только торпед пока нету.
Про себя Берг добавил — единственную утопили по приказу Попова.
— Обсудим, — многозначительно сказал генерал-адмирал.
Лодка всплыла и застопорила ход. На волнах плясали пять веселых ярко-красных буйков, растянувшихся в ровную праздничную линию.
— Убрать буйки и заменить опытовые на боевые — здесь никто не пройдет. — Берг стоял на мокрой палубе и смотрел на обманчиво безобидное творение своих рук. — В прошлом году мы ходили к крепости Гохланда. Там до сих пор видны следы британских бомбических пушек. Англичанам бы десяток мин по курсу да пару торпед в бок флагману. Кто не потонул — удрал бы что ошпаренный, а наши целыми остались. Жаль, что длину минрепов заранее нужно вымерять. Рейнс, командуй погружение.
Наверно, нет корабля в России, да и в мире, где генерал-адмирал стерпел бы подобное обращение. Капитан-лейтенант был обязан спросить у него как намного более старшего по званию, но… Во-первых, в сложном устройстве потайного корабля он мало что понимал, кроме одного — для безопасности надо выполнять все, что говорят подводные черти. Во-вторых, ни у августейшего пассажира, ни у экипажа не было особых иллюзий: подводный ход опасен, и затони лодка — погибать всем. Поэтому, спускаясь в темный и жаркий отсек, провонявший техническими запахами и человеческими телами, а также железным ведром в носу, будто заносишь ногу на порог, за которым ждет Страшный Суд. Перед ним все равны — и брат Государя, и безродный негр с американского Юга.
Однако же фамильярность мичмана Рейнса выходила за всякие границы. Американцы — дикари. В стране, где президент выбирается каждые четыре года, не может быть истинного уважения к августейшим особам.
У причальной стенки дремали, курили, болтали и прочим подобным способом несли службу два старших офицера из генерал-адмиральского сопровождения. Они оживились, лишь увидев приближение «Щуки».
Обычно спокойный Берг, узрев «Ерша», разразился проклятиями, в три прыжка очутился на камне и понесся к лодке, выкрикивая фамилию ее капитана. Шланг с мазутом выпал из заправочного лючка, и черная жижа щедро полилась в акваторию. Особый человечек с завода, который должен сидеть на вентиле, счел за лучшее отсутствовать. Императорский брат, при котором старались сдерживаться, обогатил знание русского языка выражением «тухлой селедкой в мутный глаз твоей бабушки». Воистину сильны на флоте Петровские традиции.
— Поздравляю, ваше высокопревосходительство! — на берегу Джон не позволил себе сократить титул командующего.
— С чем, мичман?
— Вы есть первый член русской императорской семьи, что погрузился на подводной лодке.
— Спасибо. Верно, у вас, подводников, некие ритуалы имеются, вроде посвящения в братство после первого похода?
— Так точно. Я не имею права вам предложить. Вери хард, не знаю, как по-русски. Это есть очень жестко.
— Что же, традиции необходимо чтить. Приступайте.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство. Кондуктор, боцман. Приказ крестить Его Императорское Высочество в подводники.
— Не-е-ет!!! — заорал Берг, но было поздно. Роскошная адмиральская фуражка поплыла по волнам меж черными мазутными пятнами. Ее носитель на поверхности отсутствовал.
Александр с недюжинной скоростью подскочил к воде и с криком «спасать!» швырнул вперед Тома, лучше всех плавающего. Великий князь вынырнул раньше, но его хорошее отношение к Бергу и экипажу «Щуки» утонуло навсегда, о чем у них было предостаточно времени подумать под арестом.
Берг и Рейнс угодили на главную Кронштадтскую гауптвахту, одноэтажное и совсем не суровое с виду строение на Комендантской площади. Условия содержания в ней оказались на удивление мягкими. Сам факт заключения под замок офицера и дворянина тяжек для его чести.
Жандармский штаб-офицер изводил допросами: где, когда и при каких обстоятельствах капитан-лейтенант познакомился с американским злоумышленником, пытавшимся утопить генерал-адмирала. Александр не знал, как выкручиваться. Сказать, что под угрозой револьвера освободил из-под стражи уголовника перед виселицей, а потом в трупе убитого федерального офицера вывез краденое золото и подделал офицерский флотский патент? Есть менее изысканные способы осложнить себе и без того трудную жизнь. Не представляя, что наплетет Джон, Берг рассказывал, что совместно с ним отбился от бандитов в Западной Виргинии, после чего американец предоставил капитал на выделку «Щуки».
Совершенно некстати выплыла старая некрасивая история с дуэлью, из-за которой Александру пришлось оставить флот в пятидесятые. Сама по себе она не много что значила, но в совокупности с покушением на великого князя дала неприглядную картину.
В середине мая осунувшегося капитан-лейтенанта под конвоем отвели в Кронштадтское адмиралтейство. Попов, которому история с купанием императорского брата тоже вышла боком, смотрел на Берга без малейшей приязни. Сидевший в кабинете капитан первого ранга, бывший очевидцем конфуза, также на шею не бросился. Зато молодой лейтенант с густыми усами, пытавшимися компенсировать ранние залысины, глядел с явным дружелюбным вниманием. Каперанг зачитал:
