Но есть те, которые купят это проклятое «колесо», глотнул – и весь мир твой, а девчонки в особенности. Потом «колеса» уже не хватает, а затем, конечно же, предложат «вмазаться». Или нюхнуть, если уколов боишься и деньги у тебя есть. Сначала и бесплатно предлагают – чтобы человек втянулся, ведь каждый втянувшийся – раб своего дилера. Он все сделает – обманет, украдет, родителей убьет, только чтобы на дозу денег добыть. Так и сгорают люди.
Боролась с этим в основном церковь – Патриархат у христиан, Духовное управление у мусульман. В Казани первым делом – в джуму, пятницу после праздничного намаза выводили во двор перед мечетью, снимали штаны и пороли, как сидорову козу. В других местах на первый раз как попался на употреблении, давали выбор: или в тюрьму, или в реабилитационный центр, курируемый священниками. Там дают шанс покончить со всем этим, но только один. Если не воспользовался, сам виноват, дальше может быть только тюрьма.
Два темных бронированных внедорожника, на каждом из которых на переднем крыле красовался маленький золотистый герб, свернули с большой бетонной автострады, покатили по ровной, но несколько неухоженной сельской дороге – тут она была не асфальтовой, просто щебень, залитый чем-то вроде гудрона и прикатанный катком, самый дешевый способ сделать относительно приемлемую дорогу. Машины покатили как раз по такой, шурша протектором по неровностям – хотя в бронированном салоне не раздавалось ни звука.
Погода ухудшилась, и сильно – впрочем, погода в Санкт-Петербурге в этом плане ничуть не лучше, чем, скажем, в Лондоне. То и дело принимался накрапывать дождь – это лето вообще было дождливым. По обе стороны дороги тянулись поля – морковь, капуста, картошка, клубника. Все это обрабатывали люди в ярко-желтых дождевиках. Рядом с ними были другие люди, тоже в дождевиках, но белых. Они либо распределяли работы, либо работали вместе со всеми. Охраны – а это больше всего походило на тюремное поселение ослабленного режима, для подданных, совершивших преступления неумышленно или впервые, – видно не было, только те, кто работает. Периметра тоже не было никакого.
– Что это? – спросил принц.
– Имейте терпение, Ваше Высочество, – ответил ему цесаревич, привычно сидящий за рулем головной машины, – это одно богоугодное заведение. Я попал сюда недавно... случайно, и теперь помогаю... благотворительность, понимаете? Я просто хочу, чтобы и вы побывали здесь.
– Но у меня нет денег, и я не могу оказать благотворительную поддержку.
– Это и не нужно. Переступая порог этого дома, здесь необязательно доставать кошелек. Здесь принимают всех.
Центр располагался на территории монастыря, довольно поздней постройки, но построенного по старинным канонам, когда каждый монастырь был крепостью. Массивные, белые стены, которые не прошибешь и танковым снарядом, внутренний дворик, постройки, перестроенные на современный лад – что-то типа корпусов.
Перед массивными воротами машины затормозили, трижды просигналили – и ворота начали открываться. Верней, не открываться – их открывал человек в длинной черной рясе и с большим массивным крестом на цепи, то ли священник, то ли послушник монастыря. Больше всего монастырь был похож на средневековый замок, как отметил это принц Николас, – вот только стены почему-то, которые в Британии всегда оставляли просто каменными, здесь были побелены.
Машины остановились у одного из корпусов, навстречу вышел еще один человек – метра под два ростом, в простой черной рясе с крестом, с длинной с проседью бородой. Его отличали шрамы на щеках, которые не в силах была скрыть даже борода. Шрамы были симметричные, из чего можно было сделать вывод, что это не шрамы от пуль и осколков, а сделаны они человеческой рукой.
Ничего не говоря, цесаревич остановил машину, вышел наружу. Принц Николас понял, что приехали, вышел сам, галантно подал руку сопровождавшей его даме, стремясь поддержать реноме британского джентльмена и аристократа королевской крови. Катерина суетливо повязывала голову платком, который был ей мал – в святом месте нельзя находиться с непокрытой головой.
– Доброго вам здоровья, отец Виталий, – сказал цесаревич, подходя к великану и крестясь, – куда складывать?
Охранники – их было лишь двое, только ради того, чтобы довезти груз, их и взяли, а из машины демонтировали второй и третий ряд сидений, чтобы побольше влезло, – тоже высадились, открыли двери.
– Кладовую знаете, туда и кладите. Да благословит вас Господь, Ваше Высочество, за свершаемое вами.
– Увы, отец Виталий, прощение мне нужно больше, чем благословение.
– Господь милостив. Приходи на исповедь – и снимешь камень с души.
– Это мои спутники, отец Виталий. Я хотел бы, чтобы они посмотрели на творящуюся беду. Возможно, их это убережет от чего злого.
– Не старайся, дочь моя, – просто сказал священник, глядя на то, как безуспешно Катерина пытается скрыть свои локоны под платком, – здесь можно. Пойдемте.
* * *
Отец Виталий квартировал в небольшом, просто обставленном кабинете посреди каменных стен, а рядом было что-то вроде аппаратной с экранами для наблюдения – на части территории наблюдение все же имелось. Попадая сюда, какое-то время новенькие жили под постоянным наблюдением в закрытом, огороженном решетками помещении, и лишь потом их переводили в общий сектор, где преградами были только стены.
На некоторых экранах было видно, как люди спят. На некоторых они лежали под капельницами. На некоторых – лежали, привязанные ремнями к кроватям, и дергались, как в пляске святого Витта. Камеры были цветными, качественными – и видеть тех, кого только что сюда доставили, можно было очень хорошо. Почти все походили на живых мертвецов, у многих даже кожа была странного, зеленоватого оттенка, словно у зомби.
Смотреть было страшно. Но они смотрели.
– Вот так вот, – просто сказал отец Виталий, – начинается все с того, что кто-то хочет попробовать. Человек слаб и склонен оправдывать себя. Кто-то говорит, что один раз живем. Кто-то говорит, что лучше попробовать и жалеть, чем не попробовать и жалеть. И пробуют. А потом еще раз. И еще. А заканчивается – вот чем...
Все молчали.
– Недавно говорили, что не стоит сюда приходить обычным людям и смотреть на все это. А я считаю – стоит. Может, кого и убережет...
Когда они вышли в замощенный камнем, пустынный двор – говорить ни о чем не хотелось. Каждый понимал, что увиденное теперь останется с ним навсегда.
– Отец Виталий, – сказал цесаревич, щурясь на проглядывающее сквозь облака солнце, – необычный человек. И судьба у него – необычная. Священник не выбирает приход, где ему служить, его посылают туда, где он нужен. Ему выпало свое послушание – Медельин, Колумбия, там тоже есть православные, а раз есть православные, значит, нужен и тот, кто будет окормлять их на пути к Господу. Отряд боевиков наркомафии ворвался в церковь прямо во время службы. Прихожан – к счастью, их было немного – убили, а церковь подожгли. Все это они сделали потому, что отец Виталий осудил наркомафию и призвал бороться с ней всем миром. Католические священники, принимая пахнущие смертью деньги из окровавленных рук, не только не возроптали. Ни один из наркомафиози, а среди них есть ревностные прихожане, они даже храмы строят у себя в гасиендах, не был отлучен от церкви, хотя все знали, кто они такие. Вот таков путь к Господу у католиков, но у нас свой, и никто не смеет нам указывать верный. Видимо, наш путь был вернее, потому что они решили сделать колумбийский галстук. Знаете, что это такое, Ваше Высочество? Разрезается рот внизу, под челюстью, и туда проталкивается язык, это и есть галстук. А потом...
