Ни единой эмоции, никакого движения.
— Хорошо, ложись спать голодной. Второй раз никто ничего тебе предлагать не намерен, — недовольно пробухтела толстуха и отправилась в соседнюю комнату, где ее муж, словно кот у мышиной норы, терпеливо дежурил у телефона. — Как бы этот крысеныш, и правда, не повредился рассудком, — задумчиво пробормотала она. Дядя Игнат в ответ лишь безразлично пожал плечами. Только что ему почти за бесценок предложили партию спирта «Ройял». Стопроцентная предоплата черным налом, а черного нала имелось в наличии всего триста рублей в кошельке у супруги. Было над чем призадуматься.
Следующие три недели запомнились Тамаре непрерывным хождением вместе со Светланой Петровной по неуютным приемным и кабинетам, долгими ожиданиями на жестких скамейках в мрачных пустых коридорах и постоянными вопросами… вопросами… вопросами… На которые она отвечала невпопад, толком не понимая, о чем ее спрашивают.
В прокуренной комнате следователь с густыми усами и красными слезящимися глазами:
— Тамара, так ты отлучилась только до школы и обратно? Это примерно час. Может, час десять. Смотря, сколько прождала автобуса. Ты никуда больше не заходила?
— Нет, никуда… На обратном пути я купила мороженое и прошла остановку пешком.
— Приплюсуем еще десять минут. Точно, Тамара?
— Наверное.
— Хорошо. Теперь скажи мне, пожалуйста, когда ты в тот день обнаружила, что забыла спортивную форму, и решила вернуться, у тебя не создалось впечатление, что родители кого-нибудь ждут?
О том, что ей обязательно зададут подобный вопрос, предупреждала Светлана Петровна. И, кроме того, строго-настрого запретила упоминать о дядюшкином звонке — том, когда он неожиданно передал Тамаре привет: «Как неудачно дядя Игнат позвонил прямо накануне этой трагедии! Теперь у него из-за этого могут быть неприятности. Так что, девочка, ты не должна никому говорить про этот звонок».
— Алло, Тамара, ты слышала, что я спросил?
— Да, извините… Нет, мне не показалось, что родители кого-нибудь ждут.
— О чем вы разговаривали, не помнишь?
— Помню. Мама выглянула из кухни, и мы поздоровались. А папа спросил, как дела в школе. Я ответила, что бегали кросс, и тут же вспомнила, что забыла спортивную форму. Попросила его меня отвезти, но он отказался. И ушел…
«Говорить о том, что к телефону? Или нет? У дядюшки будут неприятности — хорошо. Они с толстухой взбесятся — плохо. А, наплевать! Какое это имеет значение, звонил тогда дядька Игнат или нет».
— …в каминную. Больше живым я его не видела, — всхлипнула девочка. — И маму тоже.
— Хорошо. На, Тамара, выпей водички…
Классная в бывшей школе:
— Тамарочка! Стисни зубы, сожми кулачки. Ты сильная девочка и сумеешь перешагнуть через это несчастье. Уверена, что Светлана Петровна тебе в этом поможет. Я ее знаю давно. Достойная женщина, замечательный педагог. Рада за тебя, ты попала в хорошие руки. Хотя, конечно, никто не заменит маму и папу… Школа, в которую ты переводишься, одна из лучших в районе. Там очень хорошие и учителя, и ребята… Тамарочка, всегда, когда почувствуешь себя одиноко и плохо, думай о том, что у Соломона на перстне были выгравированы замечательные слова: «И это пройдет».
Элегантная дамочка с коротенькой стрижкой в одном из кабинетов РОНО:
— У тебя есть хобби, Тамара?
— Хобби?
— Да. Какое-нибудь увлечение. Может быть, ты занимаешься музыкой? Или посещаешь спортивную секцию?
— Да, секцию по у-шу.
— Собираешься ходить туда и после каникул?
— Не знаю. Если мне разрешат.
— Почему же не разрешат? Мне говорили, что ты очень хорошо знаешь английский. Что, занималась с преподавателем?
— Нет, с мамой. Она английским владела свободно.
— Надеюсь, ты не забросишь язык. Я побеседую со Светланой Петровной, чтобы она лично проследила за этим. Попроси ее зайти ко мне в кабинет. А к тебе у меня пока нет вопросов. Подожди, пожалуйста, в коридоре… Света, знаешь, у меня есть хороший знакомый. Он врач. Я сейчас запишу телефон…
Седенький старичок в уютной комнате с мягкой мебелью и ковром на полу, больше напоминающей гостиную, чем кабинет психиатра:
— Тамара, ты можешь сказать мне, какое сегодня число?
— Не знаю.
— А день недели?
— Не знаю.
— Давно ты этим не интересовалась?
«Зачем мне это? Говорят, что счастливые часов не наблюдают. И дней недели… И чисел… Несчастные тоже!!! Не наблюдают…»
— …Я повторяю вопрос: давно ты этим не интересовалась?
— Чем?
— Ладно, оставим. Скажи лучше, чем ты сейчас занимаешься дома? Помогаешь по хозяйству? Читаешь? Смотришь телевизор?
— Лежу.
— Что, так просто лежишь и ничего не делаешь?
— Ничего.
— О чем-нибудь думаешь?
— Ни о чем.
— Тамара, девочка, так не бывает! Человек всегда о чем-нибудь думает.
«А я вот не думаю ни о чем! Рассматриваю трещинки в потолке… Не называй меня, пожалуйста, девочкой, старичок»…
— Ты хорошо засыпаешь, Тамара?
— Не очень.
— А что тебе снится?
— Не помню.
— Так уж не помнишь? Ничего-ничего?
— …….
— Какие у тебя отношения с тетей? Вы с ней много общаетесь?
Дядюшкина жена, массивная и мужеподобная, внешне (и не только) сильно напоминала домоправительницу фрекен Бок из мультфильма про Карлсона, на редкие вопросы: «А можно?» всегда давала стандартный ответ: «Нельзя», и Тамара не помнила, чтобы она хоть раз улыбнулась или сказала что-нибудь доброе. Вернее, и улыбалась, и говорила, только когда они вдвоем ходили к следователю или в РОНО. Но стоило им остаться наедине, как толстуха облачалась в непроницаемую броню и в Тамарином сознании олицетворяла собой неприступную крепость.
— Если вы о Светлане Петровне, то она мне не тетя. И мы с ней почти не общаемся.
— Я-а-асно. А с дядей?
— Он много работает. Уходит рано, приходит поздно.
— Он деловой человек?
— Чересчур деловой. Он ни разу не смог найти для меня ни одной свободной минуты.
— …Светлана Петровна, здесь два рецепта. Это всего лишь легкий транквилизатор и антидепрессант. А девочке лучше сменить обстановку. И чем скорее, тем лучше… В деревню? Через неделю, как закончите с оформлением опекунства? Отлично!
Несколько женщин с холодными лицами и в строгих костюмах в небольшом зале размером с классную комнату и с рядами деревянных сидений, как в кинотеатре:
