Колдун Григорий таковым знанием обладал. Брюс тоже. Вот только применяли они его для разных целей.
Колдун тщился подрубить корни самой государственности российской, Брюс же её защищал. Финальная схватка закончилась ничьей. Теснимый заговорённой механической куклой в человеческий рост, которую Брюс специально соорудил и вооружил для этих целей, Григорий успел совершить жуткий обряд по вызову к себе в помощь сил воистину адских, воспользовался данной помощью и исчез. Механическая кукла — чудо науки и магии (что тоже есть наука, только пока не объяснённая) — и посейчас пылится в тайной комнате Сухаревой башни, ожидая починки и дальнейших приказов своего хозяина, а Брюс на всю жизнь запомнил этот знак — перевёрнутую латинскую литеру «А» с двойной перекладиной.
Точно такой же знак горел огнём на груди колдуна, теснимого куклой, в руках которой молниями сверкали остро наточенные булатные сабли, и он же неоднократно упоминался в деле Григория Самовитова. Знак древнего русского бога Велеса. Скотьего бога. Величайшего кудесника и оборотня, властителя лесов, покровителя всякого колдовства и магии.
— Ты ж мне сказал, что колдуна этого чёртова, как его… Григория, больше нет, — тяжело промолвил Пётр. — Так?
— Так, государь. Его и впрямь нет. Он, думаю, жив, но находится в таком месте, откуда вредить никак не может.
— Да, помню. Якобы он пришёл из далёкого прошлого и с помощью великого колдовства и чернокнижия ушёл в будущее. Такая у тебя была гипотеза.
— Я и теперь так считаю.
— Ты меня прости, Яков Вилимович, — не выдержал Меншиков, — но, как по мне, то это полный бред. И тогда тебе говорил, и сейчас скажу. В будущее он ушёл. Ага. Держи карман шире. Он тебе фокус показал, глаза отвёл, а ты и поверил.
— Ты меня тоже прости, Александр Данилыч, — не торопясь, ответил Брюс. — И тогда тебе говорил и сейчас повторю. Не отвод глаз это был. Глаза я и сам отвести могу, дело нехитрое. Помощника он себе вызвал. Да такого, что к ночи поминать, пожалуй, не стоит. — Шотландец перекрестился по-своему, по-протестантски, слева направо. — И помощник этот…
— Хватит вам ужо, — прервал царь. — Тогда ещё надоели. В сторону уходим. Ты мне, господин генерал-фельдцейхмейстер лучше скажи, ежели колдун не вернулся, кто тогда это совершил, как думаешь?
— Поймать его и допросить нам тогда не удалось, — вслух рассудил Брюс. — Значит, одно из двух. Либо сообщники у колдуна Григория были, ученики, которые сейчас осмелели и действовать начали, чтобы тебе, государь, а значит, и нам всем, и России палки в колёса вставить. Либо это новые какие-то последователи бога Велеса и язычества. Либо, что вернее всего, кто-то нам и впрямь глаза отвести пытается, отвлечь хочет.
— От чего? — спросил Пётр.
— Например, от обычной вражды. Не удивлюсь, если выяснится, что князь Василий Лукич кому-то так крепко насолил, что ему таким образом теперь мстят. Он, кажется, в этом году уже вернуться должен в Россию?
— В этом, — подтвердил Пётр и, нарочито зевнув, будто невзначай, осведомился: — Значит, предлагаешь, представить сие дело обычным полицейским?
Брюс хорошо знал царя. Подобный вопрос был явной провокацией. Обычной проверкой на вшивость, даже неинтересно.
— Нет, государь, — ответил. — Наоборот, проверка не помешает. Но для обряда нас здесь слишком много, ты и сам знаешь. Да и рано обряд проводить. — Он встал, подошёл к окну, выглянул. — Солнце ещё не село. Часа через три можно попробовать, не раньше. Лучше через четыре.
— А нам спешить некуда! — воскликнул светлейший князь Меншиков и налил себе вина. — Правда, государь? Подождём.
— Дело серьёзное, — сказал Брюс. — Это тебе, Александр Данилыч, не гадание на кофейной гуще. К нему готовиться надо.
— Поехали. — Петр неожиданно и быстро поднялся. Как всегда в подобных случаях, сразу неимоверно возвысившись над остальными. Был человек — стал великан. — Готовься Яков Вилимович. Через три с половиной часа приеду. Один.
И, не дожидаясь остальных, стремительно вышел из кабинета. Меншиков, Ромодановский и Греков, торопливо кивнув хозяину, поспешили за Петром и только капитан-поручик Сергей Воронов откланялся, как положено, честь по чести и без суеты покинул кабинет последним.
Глава 27
Андрей Сыскарёв был горожанином. И даже больше — жителем мегаполиса. Одного из крупнейших в мире. Что означало при движении по данному мегаполису и окрест него подробные указатели на дорогах, всевозможные карты, спутники, джипиэс, ГЛОНАСС, Интернет, сотовую связь. Заблудиться практически невозможно. То есть сбиться с дороги очень даже легко (стоит, зазевавшись, пропустить нужный поворот), а вот заблудиться трудно. Если ты не совсем дурак, конечно.
А вот дураком Сыскарь не был. Но теперь волшебным, непостижимым, фантастическим, колдовским образом оказавшись в прошлом, за чуть ли не триста лет до собственного рождения, он быстро понял, что большинство его навыков москвича начала третьего тысячелетия от Рождества Христова или не значат совсем ничего, или такую малость, что о ней и упоминать не стоит.
И наоборот. Умения, приобретённые им в течение жизни вроде бы случайным образом и непонятно зачем и для чего, нынче приобретали большой вес и стоили очень дорого.
К примеру, тот же навык худо-бедно держаться в седле. Или определять направление движения без всяких карт и даже компаса. Пусть и весьма приблизительно, но всё-таки. Днём по солнцу, ночью по звёздам.
За навык верховой езды Сыскарь уже не раз мысленно поблагодарил свою первую любовь, которая увлекалась конным спортом и жить без лошадей не могла, что в известной мере и послужило поводом к их последующему расставанию.
Умение же ориентироваться без карты и компаса по сторонам света, выбирать и чувствовать направление движения, Андрей приобрёл в армии. Как говорится, не мог — научили, не хотел — заставили. Тогда, в горах Кавказа, оно крепко и неоднократно его выручало. И вот теперь пригодилось снова.
После того как они свернули с Калужской дороги, их путь лежал сначала на северо-восток, а затем Симай снова взял чуть севернее. Сыскарь не мог назвать себя знатоком топографии древней Москвы и окрестностей, но примерно представлял, куда они движутся. Где-то впереди должна была быть Москва-река, через которую, скорее всего, им придётся переправляться. Если, конечно, след в результате не привёдет куда-нибудь в район Замоскворечья, на ту же Ордынку.
Потому что шли они не сами по себе, а по следу. С той самой минуты, когда напали на него неподалёку от места, где ночью потеряли. Убийцы и похитители при всей их дерзости, силе и мобильности были людьми. Люди же предпочитают передвигаться по дорогам, пусть даже и представляющим собой всего лишь выбитую в траве копытами, ногами и колёсами телег пыльную неширокую кривоватую ленту, ведущую от одного села до другого, с холма на холм, из леса в лес, через одну речушку и ручей до следующих. Потому что так удобнее и быстрее. Попробуешь рискнуть напрямик по бездорожью, «Отче наш» прочесть не успеешь, как воткнёшься в какое-нибудь непролазное болото, которое без проводника не пройти, не объехать. Значит, поворачивай назад, теряй время и в конце концов выезжай на ту же дорогу, где тебя обязательно заметят. Даже ночью. Остаётся лишь этого заметившего найти и как следует расспросить.
