– Ира...– сказал он тихонько.
– Что?
– А не полюбоваться ли нам звездами? Они прекрасны в эту
пору...
– У меня в школе всегда двойка была по астрономии.
– Вот я и постараюсь школьные знания расширить. Нет, я не в
том смысле...
– А в каком? – смешливо шепнула она на ухо.
Мазур замолчал – она вновь ухитрилась в два счета
загнать ухажера в тупичок...
– Интересно выглядит на корабле флирт, правда? –
прошептала Ирина.– Все обычные штампы моментально отпадают. Две уловки только и
остались: звезды на палубе посмотреть да в каюту зайти чайку выпить...
– Ира...
– Ну что? Я самая лучшая на свете, да? Это у тебя эффект
ограниченного пространства, да и юбок тут мало. Остынь...
– Что с тобой сегодня?
– Со мной? Ровным счетом ничего. Танцую вот...
Мазур тяжко вздохнул про себя: как будто и не с ней неделю
назад до рассвета целовался на палубе, как будто не этим самым ладоням
позволялись кое-какие вольности... Выходит, все это ровным счетом ничего и не значило?
Научится он когда-нибудь понимать женщин или это только адмиралам дано? Взять
вон Свету: ведь спит с Драконом, полкоманды в курсе, а ему пятьдесят восемь,
старик, как же так получается?
– Ну что ты надулся? – тихонько засмеялась она.
– Ничего подобного.
– Надулся-надулся... Кирилл, я женщина взрослая. Замужем
была.
– Ну, на сколько ты там меня старше...
– На полтора года. Но не в том дело.
– А в чем?
– Пацанчик ты еще, мой верный обожатель. Хочешь, прямо
сейчас, на людях, вопьюсь в губы страстным поцелуем? – Почувствовав, что
Мазур от неожиданности легонько отпрянул, она прыснула: – Ну вот, я и
говорю...
– Играешь ты со мной, а?
– Ну вот, слава богу, догадался наконец... Я – молодая
ветреная женщина, мне так по судовой роли положено. А тебе положено мяться,
вздыхать и уныло тосковать. Умеешь? Хочешь, пойдем к тебе в каюту? Или –
ко мне? Или – не пойдем, чтобы замполита зря не дразнить, он, хоть по
Светкиным коленкам взглядом и елозит, службу знает четко. Бдит-с.
– Дать бы тебе в ухо,– неожиданно сказал Мазур.
– А вот это уже интересно,– промурлыкала Ирина.– Это уже
называется – действовать в правильном направлении... Впечатление
производит, а как же. Ну, дай. Только легонько.
– Не могу.
– Это пуркуа?
– Нравишься ты мне чертовски.
– Ой, как романтично... Ну, не дуйся. Может, мне надоест уже
сегодня роковую женщину изображать. Мы, женщины, создания непредсказуемые. Ты
лучше скажи, почему это ты, хоть я тебе и нравлюсь чертовски, вокруг
француженки вился? Я, конечно, про красоточку Мадлен. Имя-то какое пошлое,
стандартное до одури...
– Вовсе я вокруг нее не вился,– сказал Мазур.– Это она
вокруг нас вьется, и романтики здесь нет ни малейшей. Она ж журналистка, ей,
хоть расшибись, сенсации нужно раскапывать. А какие здесь сенсации? Вот и
надеется от «руссо маримано» выдоить хоть капельку того, что сойдет за
новости...
– Ага, оправдываться начал?
– Ничего подобного. Чист я перед тобой, как слезинка. Ирин,
может, все же...
– Посмотрим,– пообещала она.– А пока, если ты не заметил, уж
пару минут как быстрый танец лабают...
– Ну и черт с ним, подумаешь...
– И верно...
Они колыхались в медленном танце, пока не наступил короткий
перерыв. Ирина вернулась на прежнее место. Провожая ее унылым взглядом, Мазур в
очередной раз назвал себя дураком, в очередной раз пообещал себе завязать с
этим безнадежным делом – и, конечно, в очередной раз сообразил, что так на
это и не отважится, будет по-прежнему, как она совершенно точно подметила,
мяться, вздыхать и уныло тосковать...
– А не выйти ли нам погулять, старый?
Это, конечно, был молодой вундеркинд. Мазур не раздумывал:
– А пожалуй что, месье...
Стараясь не привлекать внимания излишней поспешностью, они
прошли в конец коридора, где в тупичке-загогулине висел огромный красный
огнетушитель, а в ведре с песком покоились во множестве скукоженные окурки.
– Ну? – спросил Мазур вяло.
– А не кажется ли вам, друг мой, что нам пора как следует
стукнуться? – осведомился вундеркинд.
– В каком смысле?
– От ситуации зависит. Может, морально, а может, и по
принципу «Морда-морда, я кулак, иду на сближение!»
– Причина?
– Старый, ну ты ж не дурак?
– Да вроде,– сказал Мазур.
– Вот видишь. Хоть и атеист я, а скажу тебе, как на духу: с
этой девушкой я намерен дружить. Вдумчиво и углубленно.
– А она?
– Мы ж мужики, старый... Кто-то да должен отвалить в
сторонку. У меня вот твоя кандидатура возникла...
– Странно,– сказал Мазур.– А у меня, наоборот, твоя...
Уловил?
«Что ж ты делаешь, идиот?» – прямо-таки взвыл он про
себя.
Эту ситуацию он прекрасно знал еще по Вьетнаму. «Запомните
одно,– талдычило начальство, независимо от личности и звания.– На задании ваш
организм вам попросту не принадлежит. Организм ваш – казенная
собственность. Избегать любых травм, как геенны огненной. Боевой пловец со
сломанным пальцем, ушибленным коленом или вывихнутой рукой – балласт
форменный, и не более того. А посему смотрите у меня!» Самое печальное, что
начальство было кругом право: иногда слишком многое поставлено на карту. Каким
бы ни был многообещающим кадром Толя Чехарин, а когда в Камране подрался с
вьетнамскими летунами и всего-то лишь расшиб кулак так, что через недельку
зажило бы, как на собаке,– вылетел в Союз быстрее баллистической ракеты. До
Северного флота дело не дошло, но неприятностей он поимел вагон и маленькую
тележку, крупно повезло парню, что вообще оставили в бригаде...
Так что драться нельзя. И не драться нельзя. Положеньице...
Мазур мог бы разделать этого пижона, как бог черепаху, но ведь возможны любые
случайности, от которых виртуозное владение боевой рукопашной не спасает...
– Позвольте, ребята? – Самарин непринужденно
протиснулся меж ними, раздвинул их в стороны и дружелюбно осклабился: – Вы
тут, часом, не дуэль намерены устроить?
– А если бы? – с вызовом поинтересовался вундеркинд.
Лаврик подкинул на ладони принесенный с собой прямоугольный
сверток, тщательно завернутый в газету «Советский спорт», и в три секунды
освободил его от бумаги. Обнаружился качественный, нимало не выкрошившийся
кирпич темно-морковного цвета.
