Это ему навряд ли простится.
Надо ли объяснять, что смотреть на «живое узорочье» Коренге
решительно расхотелось. А то не знал он, что на свете есть люди, ещё более, чем
он сам, искажённые жизненным злосчастьем или чьей-то жестокостью! Он проехал
мимо палатки и весёлого зазывалы, лишнего раза в ту сторону посмотрев. Прав был
дедушка. Деньгам следовало вести строгий учёт.
Глава 6. Стряпуха и вышибала
При дверях «Утреннего улова» стоял вышибала. Что тут
поделаешь! Всякое место, где незнакомые друг с другом люди сходятся за едой и, главное,
за питьём, нуждается в особом человеке, на которого возложен порядок. И лучше,
если наружность у этого человека будет такая, чтобы неумеренные пьянчужки и
буйные любители потасовок сразу сворачивали в сторонку. Вышибала «Утреннего
улова» был не слишком высокого роста, зато необъятен в плечах и груди, и
чувствовалось, что вовсе не сало распирало на нём полушубок. К тому же судьба
наградила его нижней челюстью, слегка выступавшей вперёд верхней. Вкупе с
нахмуренными бровями это могло у кого угодно отбить охоту идти безобразничать
именно сюда. Вышибала ещё и стриг волосы с бородой весьма коротко, явно затем,
чтобы не сгрёб пятернёй озлобленный враг. Колючая щетина не только не скрывала
свирепого подбородка, но, напротив, подчёркивала. Как тут не оробеть?..
Впрочем, Коренга заметил одобрительный взгляд, вроде брошенный суровым стражем
на его пса. И на всякий случай решил испытать сольвенна примерно так, как у
него дома от века испытывали явившегося в избу жениха. Это делалось просто.
Коренга подъехал на тележке вплотную – и не стал одёргивать любознательного
Торона, когда тот потянулся обнюхать сапоги вышибалы, а потом и его руку.
Он не ошибся. Неприступный с виду дядька сразу заулыбался,
подставляя собачьему носу ладонь.
– Что, малыш, моей пахнет?.. Нюхай, нюхай, не
жалко… – И пояснил уже для Коренги: – Только взял сучонку трёхмесячную.
Подрастёт, помощницей будет… Твоего удальца как звать-то?
Такова людская природа. Ценитель собак обязательно спросит
другого охотника
[13]
об имени питомца, хотя сам заранее знает,
что истинного имени ему, конечно же, не откроют.
– Звягой
[14]
зову, добрый господин мой,
как же ещё его звать, – привычно соврал молодой венн. – А скажи,
сделай милость, найдётся ли при этой славной харчевне какой-нибудь дворик, где
сидят гости, приверженные вольному воздуху, и откуда ты не погонишь
путешествующего с собакой?
Ибо дверь «Утреннего улова» была снабжена, по обыкновению
всякой двери, порожком. Не в локоть высотой, как в правильной веннской избе, а
всего в пядь, чтобы легко перешагивали даже отягощённые пищей и пивом… Но и
пядь была одолима для маленьких колёс только при последней нужде. Вышибала
нахмурился было, но после мгновенного недоумения всё понял. Правду люди
говорят: кому и понимать нужды увечного, если не опытному бойцу!
– Заверни за угол, увидишь ворота, – указал он
рукой. – Заезжай смело, я к тебе девку пришлю.
Такой дворик есть примета харчевни, которая славится
отменной готовкой, а рачительный хозяин не желает упускать гостей из-за тесноты
под своим кровом. Коренга осторожно миновал ворота и оказался в чистой
маленькой выгородке, замощённой, ради изгнания сырости, горбылями. Здесь стоял
длинный струганый стол и при нём – прочные скамьи, сделанные из половинок
бревна и гладких тёсаных пней.
– Э-э! С псиной куда!.. – сразу заворчал на
Коренгу один из мужчин, стучавших ложками за столом.
– Мне страж здешний позволил, – негромко ответил
молодой венн. Впрочем, больше ни с кем сегодня ссориться он не хотел и уже
готов был развернуться, чтобы купить себе на торгу простокваши да пирожков…
когда за него неожиданно заступились.
– Вечно ты, Кухта, всем недоволен, – подал голос
другой сольвенн, помоложе. Он был очень крепок телом и широкоплеч, один глаз
скрывала кожаная повязка, да и вторым он видел, судя по всему, еле-еле. Рядом с
ним сидели друзья, он выглядел уважаемым и известным. – Чем тебе собака не
угодила? Не в мису же к тебе морду суёт. А парню без неё никуда, она его
тележку таскает. Что ему теперь, на улице хлеб жевать?
«Каков ни будь урод, а хлеб несёт в рот…» – вспомнилось
Коренге.
Названный Кухтой буркнул что-то и продолжал есть, глядя в
сторону. То ли спорить не захотел, то ли усовестился.
– И собака-то, сразу видно, вежливая, мирная, не
кусается, – добавил кто-то из друзей одноглазого.
Ждать, пока грозный охранник выполнит обещание, пришлось
недолго. Коренга только-только устроился и огляделся, когда бухнула боковая дверь
харчевни и наружу выскочила стряпуха. Это была кудрявая девчонка помоложе
самого Коренги, лет пятнадцати, а может, четырнадцати. Потеплевшее солнце уже
успело от души нацеловать её, украсив нос и щёки веснушками. И выскочила она во
дворик очень по-девчоночьи – чуть не спиной вперёд, ещё оглядываясь и продолжая
весело болтать с кем-то, оставшимся внутри. А поскольку Коренга, не желая
утруждать добрых людей пустой беготнёй, устроился возле самой этой двери, она и
налетела не глядючи прямо на Торона. И, кажется, даже не поняла в первый миг,
во что ткнулась коленками, – в такое мягкое, тёплое да пушистое.
– Ой! – пискнула она затем, глаза сделались
круглые, а из рук выпала меховая безрукавка, захваченная с собой.
Коренга не стал дожидаться, пока девушка испугается
по-настоящему.
– Не сердись, добрая красавица, пёсик не тронет, –
заверил он поспешно. – Он ласковый у меня. И умница. И лапку даёт…
Понятливый кобель сразу протянул юной стряпухе широченную
мохнатую лапу. При этом он улыбался во все сорок два зуба, как бы говоря: «Да
что ты, в самом деле, сестрёнка! Никто в мыслях не держал тебе обиду чинить…»
Одноглазый и его друзья засмеялись, погодя хмыкнул даже
Кухта.
Девушка не без робости приняла тяжёлую когтистую пятерню…
Тут же разом перестала бояться и живо присела на корточки – почесать кобелю
шею. Торон, чья голова оказалась изрядно повыше её лица, немедленно обнюхал и
со вкусом облизал её пальцы, пахнувшие съестным, окончательно закрепляя
знакомство. Впрочем, когда рука девушки ненароком коснулась было попонки –
кобель легко отстранился.
– И на это не сердись, милая, – сказал
Коренга. – Так уж приучен. Там, по зепям
[15]
, добро
всякое, да и деньги лежат… Никто чтобы не касался.
Она понимающе покивала, в полном восторге глядя на могучего
и, оказывается, такого дружелюбного пса. Потом тряхнула рыжеватыми кудрями и
словно вспомнила, зачем выбежала во двор:
– А тебе, гость желанный, чего принести-то?
