– Эй, венн! – долетел сверху довольный голос
Эории. – Сможешь отгрести во-он за тот утёс, там ещё такая длинная осыпь?
Коренга обрадованно схватил верёвку, привязанную на носу
«душегубки».
– Хотя погоди, – спохватилась Эория. – Сейчас
я спущусь. Я сама…
Какое! Коренга и не подумал дожидаться сегванку. Ну в
самом-то деле, мог же он что-нибудь совершить и без неё?.. Поднял гребок и
погнал лодочку с привязанной позади «душегубкой» прочь из каменного рукава,
обратно в озеро, потом за указанную скалу. Эория сверху разразилась отчаянной
руганью, ставя под сомнение умственные достоинства не только самого Коренги, но
и всех его предков до самого праотца Кокоры. Молодой венн усмехался и с силой –
пусть видит! – отбрасывал воду маленьким веслом, находя в удалой гребле
облегчение для души. Наконец и он что-то мог, наконец и он оказался полезен!..
Когда его лодочка ткнулась носом в осыпь, указанную Эорией,
сегванка уже спустилась к воде, и было похоже, что всю дорогу она бежала бегом.
Верней, во весь дух прыгала с камня на камень, потому что никакой дороги, даже
тропы, там не было и в помине.
Коренга едва успел передвинуть рычаг, которым поднимались и
опускались колёса, – могучая воительница схватилась за носовой поручень и
с такой силой выдернула тележку на сушу, что Коренга чуть не свалился через
борт.
– Ты что?.. – непроизвольно вырвалось у него.
Эория не пожалела доброй верёвки – отмахнула ножом привязь,
державшую «душегубку», и гаркнула:
– Быстро вверх, недоумок!
Коренга хотел было заартачиться, но внутреннее чутьё вовремя
подсказало ему, что гнев Эории объяснялся не простым самодурством, и он счёл за
благо навалиться на рычаги. Осыпь уводила вверх достаточно круто, колёса то и
дело проворачивались в мелком каменном крошеве, но обида подгоняла Коренгу паче
кнута, и тележка упорно ползла вверх.
– Вставай, малыш, – донеслось сзади. –
Встать-то сможешь? А то давай я тебя понесу…
Коренга даже приостановился, глядя, с какой мучительной
медлительностью поднимался некогда могучий кобель, как дрожали и подламывались
всегда проворные лапы.
– Вперёд, венн, пока я тебе голову не
оторвала!.. – яростно заорала снизу Эория.
Тут уж Коренга озлился и хотел ответить по достоинству, но в
это время со стороны ледникового «чела» донёсся страшный удар. Собственно,
Коренга не сразу и понял, откуда прилетел этот внезапный и чудовищный грохот. В
первый миг ему показалось – гремело одновременно справа и слева, сзади и
спереди… Как тому и полагается быть, когда кругом рушатся горы!.. «Вот
оно… – полыхнуло в сознании. Мысль работала чётко и холодно, на удивление
спокойно принимая случившееся, может, потому, что испугаться просто времени не
было. – Вот так оно и бывает… Когда не ждёшь…»
Ещё он успел подумать о маме и о том, как не позже чем
завтра утром она проведает о его гибели. Мамино горе озаботило его куда больше
собственной смерти, казавшейся неизбежной. Но мгновения продолжали течь, сменяя
друг друга… а каменные глыбы почему-то всё не катились вниз, чтобы его
завалить. Коренга окончательно вернулся к реальности, и вот уже мимо него
проскочила Эория, быстро бежавшая вверх. На руках у неё Коренга увидел Торона.
Сегванка несла пса, весившего, наверное, не меньше её самой, и при этом у неё
ещё хватало дыхания не только отчаянно материться, но и крикнуть прямо в ухо
оглушённому грохотом Коренге:
– Наверх! Живо! Спасайся!..
Торон выгибался от боли и, кажется, кусал собственную
переднюю лапу, но не вырывался и не визжал. А может, все звуки просто похоронил
жуткий, угрожающий рёв, быстро приближавшийся со стороны озера. Коренга
оглянулся. Мгновение ничего не происходило, ему лишь показалось, будто скалы
росли из воды, на глазах становясь выше, а между ними являли себя всё новые
камни, и лишь страшней прежнего ревел кто-то незримый…
А потом из-за поворота озёрной теснины вырвался на бешеном
скаку белогривый табун.
Нечто подобное Коренга видел только раз в своей жизни, когда
отец взял его с собой посмотреть ледоход на Светыни. Но то зрелище было
величественно и огромно и поражало именно своей вселенской несуетной мощью. А
этот поток доводился родичем белому кобелю Ирезея, которого яд в крови
превратил в обезумевшего убийцу. Клокочущая волна высоко – выше, чем сейчас
сидел Коренга, – выхлёстывала на берег, железной метлой метя скалы,
опрокидывая и раскалывая валуны.
Косматая смерть неслась прямо к нему, чтобы опрокинуть его,
растерзать, уволочь…
В общем, как он пролетел следующие десятка два саженей вверх
и вперёд, Коренга позже вспомнить не мог, только руки почему-то вываливались из
плеч.
Волна ещё и гнала перед собой вихрь ледяного воздуха, то
есть какое там вихрь – плотную, как доска, воздушную стену, и она шарахнула
Коренгу в спину и плечо с силой падающей сосны, так что он успел даже решить,
что его накрыло и спасения не будет, корму тележки подбросило высоко в воздух,
едва не опрокинув прямо через носовой щит. Коренгу неудержимо поволокло,
разворачивая кругом, и почти сразу что-то с треском врезалось в подставленный
борт, и он понял по треску, что борт оказался проломлен, ему тут же залило
ноги, и…
…И шалая вода схлынула, уносясь дальше, оставив его на осыпи
в опрокинутой набок тележке.
Ещё не успев толком осознать, что остался в живых, Коренга
увидел Эорию. Она стояла над ним, тоже вымокшая насквозь, одну ладонь украшал
багровый след от верёвки, а глаза пылали таким огнём, какой, верно, бушевал в
глазах Хозяйки Судеб, когда та скручивала жестоким узлом нить негодного
Кокориного потомства.
Торон стоял несколькими шагами выше. Его сотрясала крупная
дрожь. Он единственный из троих остался сухим.
– Болван!.. – раздирая ногтями левый висок,
зарычала Эория. – Лесной пень!.. Ты же чуть не погубил и себя, и его!..
Кажется, она готова была пришибить Коренгу прямо на месте,
довершая начатое потоком. Коренга хотел приподняться на локте и обнаружил, что
всё ещё сжимает весло. Одна лопасть была расколота вдоль и держалась на
волокнах размозжённого дерева. Коренга попытался бросить гребок. Пальцы
подчинились не сразу.
Он сказал:
– Если бы я подождал, пока ты спустишься, мы как раз и
угодили бы под волну…
– Не угодили бы! – рявкнула сегванка. – В
отличие от тебя я-то знаю, когда можно соваться к ледяному великану, а когда
нет!..
Борт тележки оказался в самом деле проломлен. В нём зияла
дыра, в которую при большом желании можно было пролезть. Колесо, оказавшееся
сверху, торчало под очень странным углом… Зрелище изувеченной тележки причинило
вполне телесную боль. Коренга опустил щёку на колючие негостеприимные камни.
Больше всего ему хотелось закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Пусть
эта земля, на которой не растёт лес, впитает и заберёт его никчёмную жизнь.
