Ничего не получилось. Почти как давешняя попытка вообразить
додревних аррантских царей, побиваемых собственными восставшими слугами.
«Почему? – Коренга честно попытался разобрать путаницу
в собственных мыслях. – Ладно арранты, я их видел-то всего несколько
человек, уж куда там правителей, но тут совсем о другом речь… Иные у нас ведь
дружат с береговыми сегванами… в гости ходят… даже и свататься не чураются…»
Странное дело. Вообразить Эорию в деревне Кокориных потомков
тут же сделалось ещё невозможней. Вдобавок Коренга отчего-то страшно смутился,
как будто его мысли содержали нечто постыдное.
«Ох. Дождаться же мне беды там, где лес не растёт…»
Торон с весёлым задором оглянулся на него, взмахнул
полураскрытыми крыльями и побежал вперёд. Колючий песок под лапами его
нисколько не беспокоил.
Глава 54. Наследство Торона
Огненные увалы начали расти на горизонте перед самым
закатом. Будет ночь, её сменит день, потом снова ночь – и над давно умершим
городом просияет Голубая Луна. Коренгу так и подмывало спросить Андарха, как
тот намеревался поступить, если древняя роспись года всё же окажется неверна и
Фойрег не восстанет перед ним в прежней красе… Конечно, он промолчал.
Вблизи увалы оказались именно увалами – мягкими, сглаженными
холмами. Коренга даже не удержался от мысли о всё той же золе, вполне способной
засыпать гораздо более резкие очертания; так остроугольный камень превращается
под снегом в круглый бугор, а тощее засохшее дерево обретает пышную белую
крону.
Андарх смотрел вперёд с жадным вниманием вернувшегося в
родной дом после разлуки, столь долгой, что даже не всё удаётся сразу узнать.
– Легенда гласит, – сказал он, – увалы
нарекли Огненными задолго до падения Тёмной Звезды… Только тогда они были не
увалами, а утёсами. Здесь высились багрово-красные гранитные кручи, и, когда
солнце опускалось в воды залива, они вспыхивали огнём…
Торон снова тянул хозяйскую тележку, Коренга держал в руке
поводок, и словно бы из подрагиваний плетёного ремня перед мысленным взором
молодого венна неожиданно выткалось могучее, завораживающее и беспредельно
жуткое зрелище.
Тот, кто его наблюдал, испуганно прижимался к сероватому
песку у самого края воды, ещё не начавшей отступать. Его взгляд был устремлён в
сторону скал, что высились впереди, держа, словно на ладони, большой,
окружённый стенами город. Может, эти скалы и были сложены ярко-красным
гранитом, но теперь откосы казались чёрными, потому что издали, стелясь по
самой земле и застревая на зубах городских башен, били чудовищные лучи
багрового, огнистого света. Этот свет, впрочем, не мешал рассмотреть тучу,
которая громоздилась на горизонте. Отсюда, с берега моря, туча казалась
мелко-бугристой, словно туго завитое руно, но некоторым образом даже издали
ощущалась неимоверная сила, ворочавшаяся внутри. Что там Змей, заставлявший
трепетать нынешний Нарлак!.. Жалкий птенец, щелчком такого пришибить. У тучи не
было макушки. Она уходила куда-то в небо – сквозь небо – на непредставимую
высоту, прямо туда, где по ночам горят звёзды, и дымный, чуть изогнутый хвост
истаивал вдали не оттого, что рассеивался, просто в те горние сферы глаз
человеческий уже проникнуть не мог. Зато низ тучи постепенно начинал оплывать…
Растекаться в стороны, заполнять окоём, набухать кровавым свечением…
Медленно-медленно валиться прямо на город…
Пасть матери сомкнулась на загривке щенка симурана, другой
летун, кобель, сгрёб за рубашонку маленького мальчика, только что беззаботно
игравшего со щенком… Громадные крылья с бешеной яростью гребли под себя воздух,
силясь разминуться со смертью, стремительно мчавшейся на Фойрег…
Они были уже высоко, так высоко, что недоставало воздуха ни
для дыхания, ни на опору крыльям, когда палящая туча насела на город. Она
клубилась и текла по земле, столь плотная, что огромные камни плыли и
кувыркались в ней, точно поплавки в бурлящей реке. Огненное дыхание обращало в
пепел всё сущее – и лес на корню, и бревенчатые дома, и животную плоть.
Попадавшееся ей на пути даже не вспыхивало – испарялось бесследно, лёгкими
снежинками, подлетевшими к кузнечному горну…
Туча прокатилась над Фойрегом, и Фойрег перестал быть.
Остались завалы мёртвого пепла, насухо выкипевшая гавань да кое-где каменные,
точно облизанные, багрово светящиеся подклеты домов, и небо над останками
города дрожало от непредставимого жара… Жар достиг высоты, где уходили прочь
два симурана, и опалил им шерсть, но они продолжали лететь…
Кобелю досталось гораздо сильней, потому что в последний миг
он успел прикрыть собой подругу и обоих детей. Но и полуослепший от незримого
пламени, он не сдался, не перестал отчаянно сражаться за жизнь – правда, уже не
за свою. Несколькими бешеными взмахами он сумел поравняться с сукой и опустить
трёхлетнего мальчика ей на спину, где тот сразу вцепился, вжался всем телом в
опалённую гриву. Какое-то время кобель ещё держался внизу, принимая на себя
волну за волной смертоносного жара. Потом перепонки на его крыльях пошли
кровавыми волдырями и почернели, и он стал проваливаться вниз, вниз, вниз, в
раскалённое небытие. А ещё через несколько невыносимых мгновений израненную
суку подхватил и спас могучий поток ледяного северного ветра, пытавшегося
противостоять вселенской Погибели…
– Здесь в самом деле был огонь… – прошептал
Коренга.
Из-под крепко зажмуренных век текли слёзы. Он не помнил,
когда плакал последний раз. Уж точно не в тот день, когда умер дедушка, а он обнаружил,
что остался без ног.
Андарх с Эорией оглянулись, и оказалось, что они ушли вперёд
на добрых полсотни шагов, поскольку тележка остановилась. Остановился и Торон.
Он жалобно взвизгивал и льнул к хозяину, облизывая ему лицо.
– Что с тобой, венн? – Эория мгновенно подоспела
на выручку, у неё был взгляд, какого Коренга никогда прежде не замечал. Суровая
сегванка бросила наземь мешок и прялку и заставила его отнять руки от
лица. – Тебе плохо?
Коренга почему-то не устыдился слёз, катившихся по щекам.
– Огонь… – ответил он по-прежнему шёпотом, голосу
не было никакой веры. – Раскалённая туча… с востока… Они все сгорели, весь
город… Только одного мальчика унесли симураны…
Ему захотелось завыть, выплеснуть горе страшным плачущим
криком, который, как сказывали, был присущ Сироте… Он всё-таки сдержался,
только заскрипел зубами, перемалывая неродившийся стон.
Эория отвела глаза, продолжая крепко держать его за плечи, а
потом вдруг присела на борт тележки и обняла Коренгу. Так подхватывают раненого,
пошатнувшегося в бою. Коренга ощутил, как постепенно уходит, отпускает
судорожное напряжение…
Андарх стоял поодаль, у него на лице отражалась плохо
спрятанная досада. Ну в самом деле. Время ведь никого ждать не собиралось, а
развалины города, лежавшие на обширных увалах неведомо где, ещё предстояло
найти.
