– Если заночуем подле него, – сказала
Эория, – завтра пополудни должны выйти к солёному озеру… Город, говоришь,
стоял у реки? Так… старое русло…
Купцы считали Нарлак обжитой, заселённой державой, здесь
была не какая-нибудь веннская глушь, странники ходили торными путями от деревни
к деревне, от погоста к погосту. Однако эта часть страны, порубежная со Змеевым
Следом, выглядела так, словно люди испокон веку сюда не заглядывали. Не у кого
дорогу спросить, коли сам не найдёшь.
Эория свернула карту и стала убирать её в заплечный мешок, и
от Коренги не укрылся взгляд, которым Андарх проводил тугой кожаный свиток.
– Если бы твой пёс умел летать, венн! – сказала
Эория. – Мы отправили бы его разведывать нам путь! Или если бы твоя птица
была большой, как у ирезейцев, и могла поднять человека!..
Коренга успел вздохнуть о несбыточном и окончательно
почувствовать себя обузой товарищам, а Эория вдруг добавила, ни к кому в
отдельности не обращаясь:
– Эту карту подарил мне отец. Кто без спроса возьмёт –
руки выдерну.
Андарх не стал притворяться, будто не понял, что она имела в
виду. Он сказал:
– Не думай обо мне так плохо, воительница. Верно, голод
заставлял меня несколько раз унижаться до воровства, но я не глупец. Даже если
бы я украл твою карту, куда бы я здесь с ней побежал?..
Бежать с краденым было действительно некуда. Тем не менее
Коренге показалось, будто в глазах галирадского крадуна мелькнула досада… А
вечером того же дня, когда, хлюпая по остаткам талого снега, смертельно
уставшие, они обогнули чёрный против заката каменный палец и устроились у
маленького ручья, молодой венн выяснил, на что Эории понадобилась рогулька,
поначалу принятая им за пращу. Выудив её из котомки, сегванка раскрыла мешочек
с Тороновой шерстью, которую, оказывается, успела всю перебрать. Завернула
пухлый ком в тряпицу, привязала к рогульке… и взялась невозмутимо прясть,
подматывая нитку на неведомо когда выструганное веретено. Андарх уже спал в
лапнике, которого по настоянию Коренги нарубил с поваленной, но не успевшей
осыпаться ёлки, у самого Коренги веки склеивались от усталости, и он крепко
подозревал, что Эория, всё время помогавшая ему с тележкой, вымоталась
нисколько не меньше. А вот надо же, положила себе некий урок и намерена была
непременно исполнить его. Так работают, если ждут и опасаются, как бы что не
случилось да не помешало кончить взятое на себя дело. Коренге стыдно было
спать, пока она бодрствовала, он без конца вскидывался на локте… в отсветах
огня ему неизменно представало лицо сидевшей сегванки и мелькание веретена в
проворных руках. Коренга начал думать о нитях и об исчислении окоёма в клубках,
но мысли спутались окончательно…
Утром Эория разбудила его гулким пинком в кожаный борт
тележки.
– Просыпайся, венн, солнце встаёт, а солёное озеро ещё
далеко!..
Глава 53. Чёрный песок
Задолго до полудня лес кругом начал мельчать, редеть и
наконец совсем сошёл на нет. Коренга вытянул шею, оглядывая распахнувшийся
впереди простор, увидел, как на севере блеснула полоска воды, и не на шутку
встревожился. А ну как Эория ошиблась и они снова вышли к берегу моря?..
Между прочим, среди жухлых серо-соловых останков
прошлогодней травы – самой обычной луговой травы, что росла вдоль опушки
отступившего леса, – всё чаще попадались пучки сизых жилистых перьев, тех
самых, которыми изобиловали приморские дюны. Коренга воспринял их появление как
очень скверный знак и хотел уже поделиться своими подозрениями с Эорией, когда
сегванка вдруг остановилась, понюхала воздух и удовлетворённо сказала:
– Вот оно, озеро. Теперь – на восток!
«Отупел я окончательно от этой езды. Море-то на западе,
берег тянется с севера к югу – откуда ж морю здесь взяться?.. Ну конечно, это
озеро, остаток высохшего залива, то-то и трава здесь та же растёт, соли не
боящаяся…»
Тележка катилась вперёд, раздвигая невесомые пряди
прошлогодних травяных перьев; Коренга только следил, чтобы они не наматывались
на оси колёс. Потом ему показалось, что травы стало делаться чем дальше, тем
меньше. Он присмотрелся и увидел: плотный слежавшийся песок под колёсами
изменил цвет. Если у моря он был серовато-белёсым, почти совсем белым, то здесь
больше напоминал цветом соль, перемешанную с перцем. Причём «перец» попадался
всё гуще, и его зёрнышки становились крупнее. Версты через три такой езды
Коренга нагнулся через борт, подхватил горсть песка и покатал его в пальцах.
Буро-чёрные крупинки оказались ощутимо колючими и… какими-то враждебными.
Ничего общего с добрым речным и озёрным песком, ластившимся к телу! Коренга
отряхнул руку и снова взялся за рычаги, но сразу понял, что колкая пыль
пристала к ладони. Еле-еле он, поплевав, оттёр её о кожаные штаны… Так бывает,
когда влезешь за сладкими ягодами в шиповниковый куст и наберёшь полные руки
невидимо тонких заноз. Колоться колется, а где сидит – не найдёшь, покуда кожа
не покраснеет.
– Это зола, оставленная подземным огнём, – заметив
его возню, сказала Эория.
Андарх молча, мимоходом посмотрел на неё, а Коренга
любопытно спросил:
– Откуда ты знаешь?
– Видела, – коротко пояснила Эория. Помолчала и
добавила: – Прошлой зимой отец заходил на острова Меорэ. Там такой же чёрный
песок, норовящий пройти сквозь кожу. Ходившие на берег потом отмыться от него
никак не могли. А тамошняя ребятня бегала по нему босиком, и ничего. Привыкли…
– Тогда понятно,. – пробормотал Коренга.
– Что тебе понятно?
– Почему увалы, к которым мы идём, называются
Огненными.
«А ещё понятно, почему высох морской залив и река изменила
течение. Их просто засыпало… И древний Фойрег засыпало… Вместе с людьми…»
Коренге стало неуютно, как если бы подземный огонь должен
был неминуемо выбрать именно этот миг для нового пробуждения, мало ли что здесь
всё было тихо уже не одну тысячу лет – так долго, что и о природе чёрных песков
теперь догадывались только знающие. Как Эория.
«А чего она, если уж на то пошло, только не знает! Где
только она не была!.. А ведь она если и старше меня, то разве на годик…»
Коренга окончательно проникся мыслью о своей малости и
никчёмности, почувствовал себя дремучим лесным пнём и принялся мечтать, чтобы
стряслось непредвиденное и он сумел бы показать своим спутникам: он, Кокорин
сын, тоже кое-чего стоит…
Вот только навскидку придумать, какие умения и познания он
мог бы явить, молодому венну так и не удалось.
Эория же, не сбавляя шагу, спустила с одного плеча лямку
мешка и вытянула наружу свою самодельную прялку да веретено. Засунула нижний
конец прялки за пояс – и взялась сучить нить. Она, кстати, пренебрегала
девичьими плетёными поясками и носила, как подобает воину, тяжёлый кожаный
ремень. Веретено заиграло в руке, скручивая нитку, и стало быстро толстеть.
Точно так, на ходу, пряли веннские девчонки, когда отправлялись пасти гусей
или, положим, к соседям с мелким гостинцем… Коренга засмотрелся на сегванку и
вдруг попробовал представить её у себя дома, под родимым избяным кровом. Вот
она идёт по деревне, входит во двор, весело окликает его, Коренгу…
