Обычно Коренга только задним числом, с большим запозданием
соображал, как следовало себя вести с тем или иным человеком, но всё-таки
иногда его посещали наития. Он поставил Торона перед собой и распустил завязки
попонки. Он сказал:
– Ты прав, государь. Ты зришь не симурана, а всего лишь
тумака: его матерью была самая обычная сука…
Торон с наслаждением взмахнул освобождёнными крыльями, чуть
не сдув костерок, горевший перед шатром. Кое-кто из окружения кониса, в том
числе даже Кайрагелл, невольно попятился прочь. Альпин остался стоять на месте,
лишь чуть прищурился. Всё-таки он был настоящим воином и вождём, и кому какое
дело, чьими танцами ему нравилось тешиться! Коренга понял, что поступил
разумно, открыв ему правду.
Торон же уселся и, развернув одно крыло, в укоризну хозяину
принялся выкусывать воображаемых блох.
– Вот как, – помолчав, проговорил Альпин. –
Эй, позовите арранта! А вы, добрые странники, не откажите разделить ужин под
кровом моего шатра. Моя стряпуха, конечно, не так красива, как благородная
Алавзора, но, думаю, похлёбку состряпала не менее вкусную…
Глава 40. На солнышко да на сковородку
Пока бегали за аррантом, конис взял за руку госпожу
Алавзору, и Коренга поневоле вновь вспомнил слышанное когда-то: будто бы
мужчины вроде Альпина испытывали к женщинам непреодолимое отвращение, чуть ли
не ужас. Вот и думай теперь, то ли люди по обыкновению болтали пустое, то ли
конис слишком хорошо умел прятать всё не вязавшееся с его правдой вождя. Он
смотрел на госпожу Алавзору, как любезный и ласковый брат. Он что-то сказал ей,
слегка усмехаясь углом рта. Коренга не понял слов, произнесённых на совсем
чужом для него языке, да и не дело вслушиваться в предназначенное не тебе, но
усмешка кониса зацепила его. С таким видом человеку пересказывают направленную
против него сплетню: «Я, конечно, не верю, но вот что про тебя бают…» Он почти
не удивился, когда на лице Шатуна появилась почти та же усмешка, только более
откровенная и презрительная. Шатун произнёс всего одно слово, как плюнул. А
потом и в самом деле плюнул на землю.
Коренга встревожился и поискал глазами Эорию, но та и сама
уже присела на корточки рядом с его тележкой.
– Слышишь, венн, а ведь это и нас сейчас
коснётся, – тихо проговорила она. – Ты понял, о чём они говорят?
– Откуда мне…
– Конис сказал ей: я, мол, рад поведать тебе, что твой
муж тоже увернулся от Змея. Я видел его слёзы, но теперь они будут осушены.
Ганах рассказывал, как бурный поток, принёсшийся с гор, вырвал тебя из его
объятий и унёс неизвестно куда… Ганах, стало быть, – это её муж.
– А Шатун ответил: «Враньё», – догадался Коренга.
Эория хотела ещё что-то добавить, но не добавила и поспешно
выпрямилась. К ним шёл государь конис. Учтиво поклонившись Эории, он о чём-то
спросил её по-нарлакски. Эория кивнула и ответила – судя по всему, нечто вроде
«да, государь». Конис повернулся к Коренге и задал ему тот же вопрос. Молодой
венн беспомощно оглянулся на Эорию, но Альпин успокаивающе поднял ладонь и
снова обратился к сегванке. Тут Коренга смекнул, о чём его спрашивал государь.
Он хотел знать, разумеет ли Коренга нарлакскую речь. И
вполне удовлетворился его непониманием, потому что собирался расспросить
путников поврозь. И Коренга уже не в первый раз подумал о том, что здешние
бояре – или кто там у них сидел в Кругу – поставили над собой доброго вождя.
Такого, который, видя неправду, не прячет её под спуд, подальше от людских
глаз, а, наоборот, тащит на солнышко, точно сома из-под коряги. Да ещё и умеет
сразу подобрать тот крючок, с которого она небось не сорвётся!
Конис беседовал с Эорией недолго. Вот он поблагодарил её и,
подойдя к Коренге, присел на раскладное сиденьице, услужливо принесённое
краснорожим Кайрагеллом.
Торон сейчас же завилял пушистым хвостом и отправился
знакомиться. Коренга было спохватился остановить его, ибо знал многих записных
храбрецов, которые сейчас шарахнулись бы прочь, – но слишком поздно. Конис
уже протянул псу развёрнутую ладонь.
– Из каких ты краёв, друг мой? – спросил он на
сольвеннском языке, которым, похоже, владел точно коренной галирадец. «Ну
конечно, – смекнул Коренга, – ещё бы ему не владеть, ведь он раньше
жил в городе Кондаре, на самой, можно сказать, сольвеннской границе, от Галирада
всего-то через Засечный кряж…» Конис между тем продолжал: – Как зовут тебя
люди?
– Мы венны, государь, – ответствовал
Коренга. – А род мой – дети Кокорины. Люди же зовут меня Коренгой, потому
что я кривой и корявый.
Конис погладил Торона, осторожно коснулся его крыла, словно
проверял, в самом ли деле оно настоящее и живое.
– Понял ли ты, Коренга, о чём здесь сейчас говорилось?
Коренга наполовину ждал, чтобы Альпин произнёс его имя на
сольвеннский лад – «кбренга», но тот не погрешил.
– Понял, государь конис. О лыгашке
[52]
Ганахе, что жену бросил.
– О лживости моего человека оставь судить мне, –
ровным голосом проговорил Альпин. – Поведай лучше, как нашли высокородную
госпожу? Был ты при этом или мой брат вышел к вам уже с ней?
– Мы встретили твоего брата в ночь после того, как
улетел Змей… – начал вспоминать Коренга. Почему-то эта не столь давно
минувшая ночь вдруг показалась ему страшно далёкой. Он хотел было добавить, что
у Шатунова костра обретался покрытый наколками галирадский крадун, удравший от
них с Эорией на морском берегу, – но раздумал, ведь это не имело отношения
к делу, да и рассказ в таком случае, чего доброго, пришлось бы начинать слишком
издалека. – А госпожу мы нашли все вместе на следующий день. Она была в
растерянности и совсем ничего не говорила, только повторяла, что муж ей велел
ждать. Ша… твой брат, чьё имя тогда ещё не было произнесено, сразу стал заботиться
о ней и повёл за руку, потому что она не понимала, что происходило кругом… Не
прогневайся, государь, если не по чину судить берусь, но её мужу не
отолгаться, – упрямо приговорил Коренга. – Платье на госпоже было
чистое и сухое, а если бы её река унесла… видел я эту реку. И ты видел,
наверное. В неё одной ногой наступи, до смерти не отстираешься! Да и не было
там никакой реки, где мы госпожу подобрали! Только земля, Змеевым хоботом
взрытая! Я ещё присмотрелся, следы кругом поискал. Не было на земле следов,
словно госпожа по воздуху прилетела. А я в следах понимаю… – Нелёгкая так
и тянула его за язык, прельщая упомянуть, как Шатун говорил им о брате и о том,
что брат уж точно никогда не бросил бы жену, но Коренга одолел соблазн, ибо не
знал, была ли супруга у кониса, мог ли он жениться, как все люди, и следовало
ли вообще о том заговаривать. Ему показалось, будто Альпин не вполне поверил
его речам, в особенности насчёт полёта по воздуху, и он довершил так: – Мы с
госпожой Эорией и твоим братом не сами по себе шли. С нами ещё почтенный
дедушка был и внучка при нём. Только сейчас они у костра остались, потому что
дедушка притомился… Спроси их, они тебе то же слово скажут.
