Ясная звёздная ночь привела за собой такой же ясный,
прозрачный и безветренный день, в тихом воздухе разливалось почти настоящее
тепло, отчего землю кутала едва заметная дымка. Шатун вёл своих спутников
сосновым редколесьем, под колёса тележки ложился белый мох, зелёный с прошлого
года брусничник и мелкая, игольчатая травка, кажется до того свыкшаяся с
хвойным соседством, что сама уподобилась сосновым иголкам и перестала бояться
зимы. На открытых к югу полянах царило сущее лето, и в то, что недалеко
отступившая зима вполне может дохнуть ночным морозцем, не очень-то верилось.
Коренга любил такие дни, эту сонную улыбку готовой пробудиться земли, только в
его родных краях они наступали месяца на полтора позже, чем здесь.
Тикира по-прежнему держалась рядом с его тележкой, чью
главную поклажу составляла их с дедом неподъёмная и неповоротливая сума.
Коренга долго собирался с духом и соображал, как бы потолковать с девкой о
подсмотренном среди ночи. Наконец шагавшая сзади Эория приотстала поправить
сапог, и Коренга, понимая, что другой удобный случай может ещё не скоро
представиться, быстро проговорил:
– Так уж вышло, что ночью я видел, как твой почтенный
дедушка считал звёзды, а ты писала книгу.
Тикира чуть помедлила и ответила:
– Ночью добрым людям спать следовало бы…
«На себя оборотись», – мысленно огрызнулся Коренга, но
вслух сказал:
– Госпожа моя, если твой почтенный дедушка творил
сокрытое и не терпящее сторонних глаз, считай, меня там и не было вовсе. Как
скажешь теперь, так и будет: захочешь, на любом расспросе совру, что спал да
сны смотрел. Мне чужие тайны не надобны. Я им не купец, не продавец.
«А взялись таимничать, могли бы от тех самых сторонних-то глаз
получше укрыться. Ушли бы куда опричь свою треножку устраивать. Хотя… пестерь
ведь от земли поди оторви, а и без присмотра не бросишь…»
Тикира, к его немалому облегчению, лишь весело фыркнула.
– Да какое сокрытое, – отмахнулась она. –
Дедушка держится веры, которая велит знать в небе звезду и в известные дни
отмечать её путь, а отмеченное записывать. Там, где он раньше жил, такая вера
гонима, ну а нам, нарлакам, звёзды суть искры Священного Огня, вот я ему и
помогаю.
– Счастлив твой дедушка, – проговорила вернувшаяся
Эория. – Как у нас говорят, с такими приймышами и кровных не надо. Там, в
мешке, небось его записи за девяносто лет?
Тикира звонко расхохоталась и что-то ответила, но её ответ
Коренга пропустил мимо ушей.
– Погоди, – сказал он, напряжённо хмуря
лоб. – Если не сокрытое, можно ещё спрошу? Я саккаремской молви не смыслю…
Только иные слова, что в ходу у торговых гостей… Вразуми, почему вы о чашках и
ложках речи вели, когда путь звезды отмечали?
Уже выговорив, он спохватился, запоздало сообразив, что речь
могла идти о требе во имя звезды, и чашками отмерять собирались, к примеру,
вино.
– А это потому, что дедушка родом из Саккарема, –
весело пояснила Коза. – Вот у тебя дома как время считают? Ну, части дня?
– В нитях, – удивлённо ответил молодой
венн. – За сколько умелая хозяйка напрядёт нить длиной в десять саженей…
По его разумению, лучшей меры придумать было нельзя, ибо
нити вещного мира были всего лишь отражением жизненных нитей, выпрядаемых, а
потом обрезаемых Хозяйкой Судеб.
– А у нас зажигают свечу, размеченную на
полоски, – сказала Тикира. – Потому что наше племя хранит Священный
Огонь. А дедушка родом из жаркого Саккарема, где от каждой реки тянутся каналы
к садам и полям. Там люди переливают воду из сосуда в сосуд сквозь узкую
дырочку и замечают, сколько перелилось. Понимаешь?
Если честно, Коренга понял только скудость своих знаний о
просторном мире, по которому он взялся межедворничать
[45]
.
– Да, но путь звезды… И не переливали вы ничего…
Тикира с жалостью посмотрела на него и очертила пальцем круг
на ладони.
– В полдень солнце стоит на юге, вот тут, видишь? И
сутки спустя оно опять там же, на юге. Оно проходит круг по небу, и за это
время выльется столько-то чашек воды. А значит, не будет греха, если мы и круг
окоёма на те же жбаны и чашки поделим. Или на наши полоски… или на нити, как у вас
принято. Ну, понял теперь?
Некоторое время Коренга сосредоточенно молчал, вникая в
услышанное. Звёзды с младенчества указывали ему дорогу, он без запинки знал
очерёдность их восхождения на небосвод. Но исчислять окоём в нитях и
располагать между югом и севером, к примеру, четыре клубка?..
«А почему бы, собственно, и нет?..»
Ему внезапно стало досадно, что он сам не дошёл умом до
чего-то подобного и не попробовал исчислить стороны света.
– У меня тоже книга есть, – проворчал он чуть ли
не с обидой. Надо же ему было хоть как-то показать девке, что он не вовсе
дурак. – Про звёзды, вот.
Коренга хотел немедленно похвастать «Праведным
звездословием», но Эория перебила.
– Впереди люди, – сказала она.
Глава 35. Стан на большаке
Коренгу опять взяла досада, потому что он отвлёкся на
разговоры о звёздах и ни сам, ни через Тороново обоняние не распознал
долетевшего спереди запаха дровяного дымка. Вот так-то: беседу затеял – и
глупость свою оказал, да ещё и прозевал самое главное. Запах дыма внятно
рассказывал, что впереди, за невысокой горушкой, теплился не сиротливый
одинокий костерок таких же, как они сами, походников, потрёпанных Змеем. Там
раскинулся изрядный стан с повозками, шатрами и множеством костров, на которых
варилась еда. Там не откажут в помощи нескольким людям, вышедшим из леса,
потому что последнее это дело – гнать прочь претерпевших от общей беды. Добрые
люди так не поступают, будь они сольвенны, вельхи, сегваны, чёрные мономатанцы
или нарлаки, кланяющиеся Огню. Голодного накорми, озябшего обогрей – эта Правда
под любыми небесами живёт… Коренга второй день ничего не ел, сберегая материны
сухарики на самый крайний последок, в животе у него урчало, и он лишь с
запозданием сообразил, что такой большой стан мог располагаться только на
дороге.
Значит, они добрались-таки до Фойрегского большака.
А это, в свою очередь, значило, что через несколько дней,
сытый или голодный, он будет-таки в нарлакской столице, куда не довёз его
Ириллир.
И там, на каком-нибудь большом гостином дворе, куда
съезжаются со всех окраин страны бывалые люди, сможет начать расспросы о дивных
исцелениях и иных чудесах. Расспросы, которые рано или поздно приведут его к
великому Зелхату Мельсинскому…
Коренга успел едва ли не въяве увидеть перед собой ворота
стольного Фойрега. В это время тележка, поскрипывая, взобралась на пологую
вершину горушки, и он посмотрел вниз.
