И вот так – почитай во всяком селении, через которое
пролегал его путь. Что же будет в большом городе, где, наверное, сто улиц? И на
каждой живёт по сто человек?.. Мозоль на языке не нажить бы, пока от всех
отболтаешься.
К его большой радости, всё оказалось значительно проще, чем
он издали себе представлял. Похоже, торговый Галирад видывал виды, по сравнению
с которыми его тележка в настоящие диковины не выходила. Следовало бы ему это
понять ещё по поведению стражников, воздержавшихся от никчёмных расспросов. Да,
на Коренгу оглядывались. Кто-то удивлённо поднимал брови, неожиданно заметив его
или споткнувшись о колесо. Но, на том спасибо, толпа кругом ни разу не
собралась.
Так что вскорости молодой венн уже сидел на большой торговой
площади, у края шумных рядов, там, где начинались причалы, и смотрел на море и
корабли.
Ни того, ни другого он никогда прежде не видел. Море было
белёсо-голубым и спокойным, даже дремотным, и у него не было края. Лишь
острова, неровным полукругом разбросанные в нескольких верстах от города. Такую
необъятность ещё надо было постичь, примериться к ней. Непривычный взгляд
Коренги помимо воли обшаривал окоём в поисках матёрой суши, он никак не мог
отделаться от ощущения, что стоит въехать на горку или влезть на высокое
дерево, и «тот» берег непременно появится. Умом он понимал, что это не так, но
огромность пространств, таившихся за небоскатом, всё равно не желала
укладываться в сознании. Всё же Коренга был сыном сухопутного племени. Его род
сидел на речушке по имени Черёмуховый Юг, что бежала лесными чащобами к матери
Светыни. Сама же великая Светынь для веннов текла не просто от родников к морю
– она струилась из прошлого в будущее, соединяя и в то же время разделяя миры.
Если венн хотел послать кого-то «подальше», он мог посоветовать вредному
человеку сесть в лодку и уплыть по реке, ибо река мыслилась земным отражением Млечного
Пути, не имеющего ни верховий, ни устья, но текущего из одной бесконечности в
другую…
Чему в таком случае следовало уподобить море, поистине
превосходившее всё ведомое лесному народу?
А ветер!.. Такого ветра, как здесь, тоже никогда не бывает в
лесу. Разве на берегу обширного озера – и то отдалённо. Морской ветер не рвал с
головы шапку, не выжимал слёзы из глаз… Но при этом дышал глубинной,
удивительной мощью, которая только и может родиться в многодневном полёте над
гладью, не чинящей преград.
Дивное и тревожное место, берег солёного моря, не зря
почитавшийся у веннов когда-то границей населённой Вселенной!
И можно ли было на самом деле поверить, будто там, за
великой водной препоной, кольцом обнимающей мир, находился не предел тверди
земной, где можно руками потрогать склонившийся к Земле хрустальный купол
Небес, не таинственная грань Исподнего Мира, обиталища грешных душ и Тёмных
Богов, – можно ли было на самом деле поверить, будто там лежала точно
такая же суша и жили будничной жизнью обычные люди, в точности похожие на
самого Коренгу и на обитателей Галирада?..
Никак невозможно. Хотя, судя по всему, поверить было
необходимо.
Коренга даже с завистью покосился на своего пса, без лишних
раздумий вбиравшего ноздрями запахи горько-пряной морской соли, гниющих
водорослей и простора. Счастлив зверь, всё принимающий как должное: так –
значит, так, значит, так тому и положено быть! У людей столь счастливой
способностью наделены только дети, ещё не опутанные знанием и жизненным опытом.
И мудрецы, уже вырвавшиеся из этих пут и сумевшие понять: чем больше знаешь,
тем чаще напарываешься на нечто, не пролезающее в ворота известных законов; и
когда это происходит, нужно брать топор и должным образом подтёсывать ворота, а
не пытаться силком вгонять в них окружающий мир. Коренга не был ни ребёнком, ни
мудрецом… ни подавно собакой. Просто, в отличие от беззаботного пса, он ещё и
размышлял над увиденным, старался осмыслить…
– Прости, почтенный, – обратился он к пробегавшему
мимо разносчику пирожков. – Не скажешь ли, который из кораблей
отправляется в страну Нарлак, в город Фойрег?
Белобрысый молодой галирадец для начала бросил псу кусок
пирожка, нечаянно развалившегося на лотке. Кобель дёрнулся было за угощением,
но тотчас опамятовался и, облизнувшись, отвернул морду.
– Ух, гордый-то, – то ли восхитился, то ли
оскорбился пирожник.
– Это я так приучил его, почтенный, – пояснил
Коренга, подбирая с земли упавший кусок. – Не все люди добры и порядочны,
подобно тебе. Есть и такие, кто отравит чужую собаку просто ради забавы, а я
своего пса берегу. Сам видишь, мне без него никак. – Он протянул пирожок
кобелю и разрешил: – Ешь.
Лакомство мгновенно исчезло. Пёс даже начал было с надеждой
поглядывать на лоток: вдруг ещё что прилетит? – но под строгим взглядом
хозяина счёл за благо улечься возле тележки, словно забыв о присутствии щедрого
незнакомца.
– В Фойрег? – туповато переспросил
галирадец. – А что тебе там, в Фойреге?
Коренга мысленно вздохнул и ответил:
– Там, говорят, чудные нитки для кружев выделывают.
Меня мать послала, велела купить.
– По нитки? – удивился парень. – Это ты по
нитки в такую даль прёшься?
– У нас, – нахмурился Коренга, – если мать
слово говорит, перечить не принято. Так скажи мне, сделай милость, который
корабль в Фойрег собирается?
Галирадец, кажется, был настолько ошарашен его объяснением,
что даже не поинтересовался: отчего это привередливая рукодельница послала в
далёкий путь безногого сына, нешто других не нашлось?
– Во-он те два, – указал он Коренге рукой. –
Тот большой аррантский и ещё другой, из камыша связанный, где чёрные люди…
Видишь?
– Вижу, – кивнул Коренга. – Спасибо,
почтенный.
Глава 3. Море, корабли и добрые люди
Он сразу сделал выбор в пользу аррантского корабля.
Наверное, тростниковая лодья тоже на что-то годилась, раз сумела одолеть море,
добираясь сюда аж из самой Мономатаны. И вообще, чернокожие мореплаватели,
должно быть, о чём-то думали, вверяя ей свою жизнь. Однако крутобокий
аррантский корабль выглядел гораздо надёжней. У него небось палуба ровная и
прочная, сделанная из досок. Не надо гадать, как это тележка станет
переваливаться по выпуклым камышовым связкам, стянутым верёвками… Не говоря уж
о навязчивой боязни, что однажды среди ночи эти верёвки непременно развяжутся,
пропуская тёмную и холодную воду!
Окончательно решившись, молодой венн въехал на причал, и
вблизи аррантский корабль произвёл на него ещё большее впечатление, чем
издалека. Как почти все венны, Коренга кое-что понимал в искусстве обращения с
деревом и сумел оценить выверенную округлость гладких бортов, за которой – это
чувствовалось безошибочно – стоял вековой труд потомственных корабелов. Да,
такой корабль был воистину способен из конца в конец пересечь кажущееся
бескрайним море и возвратиться обратно, не встретив беды!
И название у судна было хорошее – «Чагрбва»
[4]
.
Кому жить в ладах с океаном, если не чайке?
