Мы стояли всего в нескольких шагах друг от друга, и я хорошо видела выражение ее глаз под нарисованными бровками, вздернутыми в ожидании моего ответа. В них плескалось веселье – и что-то еще, похожее на свирепую радость охотника, ждущего зверя в засаде с ружьем наготове.
Клара Ивановна забавлялась.
На ее шее отливали перламутром крупные бусы из жемчуга, и взгляд мой застрял на глубокой морщине прямо над ними. Клара Ивановна нестарая женщина, но шея у нее старческая, длинная, как у гусыни, и такая же красная. И еще эта морщина… Точно пунктир, подсказывающий ребенку, по какой линии отрезать.
– Вы успокоились? – осведомилась хозяйка. – Тогда займитесь делом. И выкиньте уже, наконец, этот кусок!
Только проследив за ее указующим пальцем, я заметила, что держу в руке осколок салатника, острый, как бритва. Осторожно положив его на край стола, словно он мог сам порезать меня, я вышла из комнаты. В голове колотилась одна мысль: «Все, хватит. С меня довольно».
От унижения и гнева у меня защипало в глазах. Щеки горели так, словно мне надавали пощечин. Отчасти так оно и было.
«Не думаю, что вы хорошая мать».
Рывком вытащив чемодан из-под кровати, я распахнула дверцу шкафа и схватила в охапку вещи вместе с вешалками. Мятое, скомканное, свернутое в узел – пускай! Лишь бы оборвать это издевательство! Пусть они играют в эти игры без меня, раз их устраивают правила.
Сзади скрипнула дверь, но я не стала оборачиваться. Конечно же, это Олег: поднялся не спеша (он никогда ничего не делает в спешке) и теперь стоит за моей спиной, сунув руки в карманы.
Петли еще раз скрипнули, и еще… Удивившись, я обернулась и застыла над чемоданом с пижамой в руках.
Они стояли там все трое: Лидия, Григорий и Олег. Лица их были одинаково мрачны и серьезны. Мне стало не по себе.
– Это она отправила вас сюда? – спросила я, чтобы хоть что-то спросить. Зря: голос подвел меня, дрогнул, словно от страха.
Олег покачал головой:
– Не выдумывай. Она уже не сердится, так что можешь успокоиться. Бежать незачем.
Тихий бесцветный голос моего мужа обладает парализующим действием, гасит мою волю, и я, зная об этом, стараюсь не слушать его.
– Ты не можешь нас так подвести, – своим низким голосом сказала Лидия. – Взаимопомощь! Помни об этом!
Мне хочется стукнуть ее чем-нибудь тяжелым, но под рукой у меня только чемодан, а его я не смогу бросить, даже если очень захочу. Взаимопомощь!
– Лиля, признайся, что ты погорячилась, и все обойдется, – вплетает свой вкрадчивый голос в их трио Григорий. – Извинишься перед Кларой, сделаешь реверанс… Не глупи. Ты не можешь уехать.
– Конечно, не может, – с улыбкой подтвердил мой муж. – Она просто пугает нас.
– Лилечка, ну перестань! Все, все, успокойся. Ты же знаешь, мы на твоей стороне.
– Неужели?! – вырвалось у меня.
– А ты не знала? – Олег подошел ко мне и забрал из моих рук скомканную пижаму. Я попыталась не отдавать ее, но он сильнее меня, а улыбка на его лице, которая сделалась злой, лишила меня сил.
Тем временем Лидия, ни слова не говоря, вынула мои вещи из чемодана. Я дернулась, желая остановить ее, но Олег крепко взял меня за локоть и держал, не отпуская. Пальцы у него цепкие, как паучьи лапы: просто поразительно, как в таком слабом на вид человеке таится такая сила.
– Пойми, мы желаем тебе только добра, – уговаривал он, удерживая меня. Лидия и Григорий хором подтвердили, что да, только добра и ничего другого. – Клара – сложная женщина, мы все становились жертвами ее характера. Так что ты не исключение. Относись к этому как к игре. А главное, помни, что мы выигрываем! Своим поступком ты ставишь под угрозу нас всех. Но если ты больше не желаешь позаботиться о нашей выгоде, как мы договаривались, – он понижает голос и теперь говорит со мной почти шепотом, ласковым и заботливым, – тогда подумай о том, что выигрываешь конкретно ты. Подумала? А теперь закрой чемодан, будь умницей.
Лидия и Григорий дружно кивают, словно близнецы, забыв про свои распри. Они слышат лишь слова, а я слышу то, что за ними, и Олег знает, что я все понимаю. Голос его ни на секунду не стал жестким, нет, он мягок и тих. Но ослушаться его невозможно.
Муж наконец отпустил меня, поняв, что сопротивление сломлено. Я обреченно закрыла чемодан и медленно задвинула его под кровать. Он показался мне невозможно тяжелым, хотя всего десять минут назад я легко достала его.
– А теперь мы пойдем вниз, и ты извинишься перед Кларой, – посоветовал Олег, и даже позволил себе пошутить: – Это быстро и не больно.
Я кивнула, чувствуя себя онемевшей, и вышла за ним из комнаты.
Так, наверное последняя крыса, оставшаяся в живых, не в силах противиться настойчивой мелодии, мчится за дудочкой Крысолова, хотя от черных волн веет холодом неминуемой гибели, и ни одного из ее собратьев уже не видно над водой.
* * *
Сергей бежал по тропинке, чувствуя, как приятно пружинит земля под ногами. Утро было прохладное, очень ясное, и стволы сосен светились в голубом воздухе. Царила лесная тишина – то время, когда ухо не может вычленить из негромкого хора едва слышных голосов чей-то один, и все они сливаются для него в ровный зеленый шум.
Тяжеловесный Бабкин не любил кроссы, но лучшего способа осмотреть всю территорию «Рассвета» он не придумал, и потому, встав в шесть утра, добросовестно отправился на пробежку. План пансионата он запомнил, теперь предстояло соотнести его с реальной картиной местности.
Накануне Сергей успел убедиться в том, что территория пансионата совсем невелика и отдыхающих в нем не больше сорока человек. Черникова упомянула, что многие гости – постоянные клиенты, приезжающие к Светлому озеру из года в год. Большинство из них останавливались в главном корпусе, но были и те, кто, подобно самой Черниковой, занимал коттеджи: утепленные деревянные домики, разбросанные по лесу тут и там.
Главный корпус Бабкин бегло осмотрел еще вчера: двухэтажное кирпичное здание с мемориальной табличкой, сообщавшей, что прежде на этом месте находилось имение графа Вязникова. От имения сохранились лишь два фонтана перед входом, в одном из которых с трудом узнавалась дева с кувшином, а второй и вовсе представлял собой бесформенную фигуру. Дно фонтанов густым ковром устилали пожелтевшие сосновые иглы.
Позади главного корпуса, совсем рядом с черным входом в столовую, красовался аккуратный коттедж с вывеской «Администрация». Его, как догадался Бабкин, занимала заведующая с красивым именем Ольга Романовна Григорьева.
Ни возле корпуса, ни около домика заведующей никого не оказалось, только на подоконнике столовой сидела пушистая белая кошка с рыжей манишкой и рыжим хвостом.
– Кис-кис-кис, – негромко позвал Сергей, перешедший на шаг, чтобы отдышаться.
Кошка округлила желтые глаза и нервно дернула хвостом. Затем встала, потянулась на всех лапах и, бесшумно спрыгнув вниз, засеменила в сторону коттеджей.
