– Может быть, у нее в лесу любовник! – с самым ехидным видом предположила Клара, исподтишка наблюдая за реакцией моего мужа. – И наша скромница Лиля бегает на романтические свидания. Идите, деточка, идите. А ваш супруг останется здесь, он мне нужен. Ах, Олежек, не делайте такие страшные глаза: у вас будет лишний козырь при разводе, чтобы оставить себе ребенка!
Она рассмеялась своим визгливым смехом, прежде звучавшим в моих ушах в точности как скрежет металла по стеклу. Но странное дело: теперь ее слова задевали меня куда меньше, чем прежде. Еще неделю назад, услышав что-то похожее, я полностью теряла самообладание и чувствовала себя такой же беспомощной идиоткой, как много лет назад, когда была ребенком и мать в очередной раз комментировала мой унизительный провал.
С того дня, как я самостоятельно пробралась через подземный ход, ничего не сломав и не обрушив по дороге, не осталась лежать там под завалами земли, и к тому же справилась с хитрой дверью, во мне появилось новое чувство. Я не знала названия ему. Если представить, что в темной душной квартире с плотно задернутыми шторами в одной из дальних комнат открыли форточку и вашей щеки неожиданно коснулся теплый весенний сквозняк, несущий отголоски запаха пожарищ на склонах оврагов, это будет примерно то, что я ощущала.
И еще – шалаш! Мой чудесный лесной домик, в котором можно проводить часы, не опасаясь, что кто-нибудь подкрадется бесшумно и рявкнет над ухом, наслаждаясь произведенным эффектом. Олег очень любит такие шутки. А Клара Ивановна не разрешает никому из нас закрываться в своих комнатах, чтобы всегда знать, чем мы занимаемся. Иногда она делает обходы даже по ночам: как-то раз, открыв глаза, я увидела ее стоящей возле нашей кровати с лампой в руке и чуть не вскрикнула от страха. С тех пор отвратительное чувство преследует меня: кажется, я не могу сделать ничего, чтобы за мной не следили внимательные насмешливые глазки.
Но здесь, в шалаше, я сплю как младенец и возвращаюсь домой отдохнувшая и спокойная. Лидия, кажется, тоже заподозрила, что у меня любовник, и попыталась следить за мной. Но она наделала столько шуму, что Клара грозно окрикнула ее из дома и спросила, зачем она вытаптывает огород. Пока Лидия стояла, замерев в муках рождения очередного стихотворения, я успела скрыться.
Сегодня с утра просыпался мелкий дождь – первый за этот солнечный август, и мое убежище пахнет мокрой травой и отсыревшими ветками. Я, как белка, тайно перетащила сюда из подвала множество полезных вещей и теперь лежала на сухой телогрейке, наслаждаясь принесенной из дома книжкой. Это невинное удовольствие, чтение, Клара Ивановна категорически не одобряет, и дома я вынуждена подчиняться ей. Но здесь МОЙ дом, и никто не может мне помешать.
Стоило мне подумать об этом, как до меня донеслись голоса. Я вздрогнула и тихонько отложила книгу. Возле малинника проходит широкая тропа, но до сих пор я не видела и не слышала никого, кто ходил бы по ней. Удивление сменилось страхом, когда в одном из голосов я совершенно определенно узнала голос Олега.
Как странно… Мой муж – нелюдим, он почти не выходит из дома. Вокруг живописные пейзажи, но он говорит, что ему не нужна натура, и предпочитает работать на веранде. С начала лета у него накопилось два десятка видов Светлого озера, но нет ни одной картины с соснами. И вот теперь он здесь, в лесу, далеко от пансионата… Что привело его? И кто с ним?
Прижавшись к земле, напрочь забыв о своей неуклюжести, я поползла, точно индеец, по скрытой в малиннике тропе. Стоило задеть куст, и сверху на меня обрушивались тяжелые холодные капли. Земля подо мной раскисла от сырости, и ладони утопали в ней, оставляя глубокие отпечатки, но мне было не до того, чтобы обращать внимание на такие пустяки.
У меня возникло страшное подозрение, что они ищут меня. Выследили, догадались, куда я сбегаю от них, и вот подобрались с другой стороны, обложили и неспешно приближаются, посмеиваясь, предвкушая мое унижение и растерянность.
Но стоило Олегу продолжить разговор, как я убедилась, что эти подозрения беспочвенны. Он пришел сюда не за мной.
– …и не надейтесь. Думаете, я такой дурак?
Его собеседник ответил что-то, но так тихо, что я не узнала его голос.
– Все у нотариуса, подписанное и заверенное. Если меня убьют, письмо отправится по адресу. А потом – другое, для подстраховки. Так что я бы на вашем месте берег меня как зеницу ока.
Господи, с кем он разговаривает?!
А мой муж развязно продолжал, не догадываясь, что в пяти шагах от него я жадно ловлю каждое слово:
– Плата не так уж высока. Радуйтесь, что у меня скромные запросы. И не пытайтесь больше никого натравить на меня, это ничем хорошим для вас не закончится.
Да кто же, кто это?! И о какой плате идет речь?
Задержав дыхание, взмолившись о том, чтобы не выдать себя неосторожным движением или звуком, я преодолела еще метр и припала к земле, пытаясь увидеть лицо собеседника Олега. Но густые ветки и бурелом мешали мне, и все, что удалось разглядеть, – это чьи-то ноги в джинсах, заляпанных грязью, да перепачканные черные ботинки.
Кусты зашевелились, и совсем рядом со мной прошел мой муж, бросив напоследок:
– Берегите себя. И меня тоже.
Человек, с которым он пришел, потоптался на месте и вдруг начал насвистывать. В тихом мокром лесу его свист звучал как пение только что проснувшейся птицы, немного огорченной тем, что ее гнездо промокло под дождем. Человек насвистывал довольно беззаботно, и это больше всего испугало меня.
Больше, чем их встреча рядом с моим укрытием. Больше, чем слова моего мужа, из которых явственно следовало, что он шантажирует его. Даже больше, чем намек на возможное убийство.
Ибо в этой беззаботности таился приговор. Что бы ни придумал мой муж, чем бы ни хотел он устрашить этого человека, у него ничего не получилось. Его уже переиграли.
Продолжая небрежно посвистывать, человек в испачканных грязью ботинках направился следом за ушедшим Олегом. Больше всего мне хотелось выскочить, как чертик из табакерки, чтобы узнать, кто же он такой, но мне было страшно. Вдруг он обернется и заметит меня? Поэтому я сидела в малиннике, дрожа и чувствуя, как за шиворот мне стекают капли, и рискнула вылезти лишь несколько минут спустя. Конечно, к тому времени было слишком поздно: человек уже скрылся в лесу.
Возвратившись в шалаш, я принялась бессмысленно перекладывать вещи с места на место и опомнилась только тогда, когда осознала, что зачем-то пытаюсь вырвать из земли пучок травы, чтобы запихать его в рюкзак. Подслушанный разговор не шел у меня из головы. Что предпринять? Поговорить с Олегом? Муж ничего не скажет мне. Попытаться самой узнать, с кем он встречался? Но как?!
Раздумывая над всем этим, я прижала несчастный, почти вырванный кустик к земле и вдруг ощутила под пальцами холод металла. В первую секунду я в страхе отдернула руку и чуть не вскрикнула: почему-то (должно быть, под влиянием услышанного) мне тотчас пришло в голову, что я наткнулась на пистолет. Немного успокоившись, я заставила себя рассуждать логически. Что плохого может причинить мне оружие, долгие годы провалявшееся в земле? Да и вряд ли охотник, построивший шалаш, случайно обронил здесь свое ружье – наверняка это просто ржавая железяка, в которой уже и не опознаешь, чем она была при жизни.
