Бабкин подумал, что их сын похож на отца: такой же большой, жизнерадостный, веселый парень.
– Сергей, если у вас будут еще вопросы…
– Да-да, если будут еще вопросы, – перебил ее муж, – например, о том, когда в столовой начнут готовить борщ, а не щавелевую жижу, по недоразумению называемую супом, обязательно напишите об этом в жалобной книге! А лучше – пожалуйтесь лично, я вас прошу. Меня она последние двадцать лет совершенно не слушает!
– У нас пансионат, пропагандирующий здоровый образ жизни, а не обжираловку! – горячо возразила Ольга Романовна. – А если повара будут готовить по твоему вкусу, у гостей разовьется ожирение. Ты бы только пельмени и ел, дай тебе такую возможность!
– Не вижу ничего плохого в пельменях. Если полить их сверху майонезом и кетчупом…
– Ну все, прекрати! – потребовала Григорьева. – Сергей, не обращайте на него внимания, Илья это не всерьез. Он меня дразнит, зная мою нелюбовь к подобным продуктам.
– О да, тебе бы лишь оливковым маслом полить корочку хлеба! В то время как другим необходимо что-нибудь более основательное.
Бабкин подумал, что еще одна реплика о еде, в частности, о пельменях с майонезом и кетчупом, – и он взвоет. Но тут Ольга Романовна, извинившись, сказала, что им пора идти, и оба попрощались.
Но не успели они отойти на тридцать шагов, как она вернулась почти бегом и, запыхавшись, выговорила:
– Послушайте, я кое-что забыла. Не знаю, пригодится ли вам, но здесь живет еще один человек, который был свидетелем тех ужасных событий в Вязниках.
– Кто?
– Его зовут Олег Чайка, он родственник нашего учителя биологии. Того самого, в дом к которому я забралась за дневником.
– Он сейчас в пансионате? Как его можно найти?
– О, – усмехнулась Ольга Романовна, – очень просто. Олег живет не совсем в пансионате – его семье принадлежит большой дом…
– На берегу озера? – закончил Бабкин, догадавшись, о чем идет речь.
– Да. Так вы знакомы с Олегом?
– Ни разу с ним не встречался.
– Если встретитесь, расспросите его. Он младше меня, и, думаю, многое должен помнить под другим углом зрения. Правда, он человек со странностями, но это проявляется лишь изредка. Удачи!
Она догнала мужа, прижалась щекой к его плечу, и рука об руку они пошли к главному корпусу. Глядя им вслед, Бабкин подумал, что видит перед собой счастливую любящую пару. Потом вспомнил, что находится в пансионате, пропагандирующем здоровый образ жизни, и помрачнел: чертовски хотелось есть, а от предстоящего обеда ничего съедобного (в понимании Сергея) ожидать не приходилось.
* * *
– Лилия! Лилька! Где она?!
– Как сквозь землю провалилась…
– Клара взбесится!
– Это точно… Может, даже…
Обрывки разговора едва доносились до меня, и окончание я уже не слышала: крышка погреба закрылась за мной, погружая пространство в безмолвие. Только мое дыхание слышалось в ледяном подвале, холод которого с недавних пор казался мне не могильным, а свежим. Я спускалась вниз с радостным предвкушением, словно пловец, готовящийся к погружению и ощущающий, как вода поднимается все выше и выше: от щиколоток к коленям, и вот она уже касается рук, обхватывает плечи стылым шарфом. Один фонарь был в рюкзаке, второй, запасной, всегда оставался на полке в погребе, рядом со стеклянными банками, наводившими на меня поначалу такой ужас.
Туннель я изучила при первой же возможности, пройдя его весь с мощным фонарем, который догадалась закрепить на голове. Но моя попытка найти второй выход окончилась неудачей: неподалеку от того места, где я провалилась в туннель, галерея была обрушена. Я мужественно пыталась раскопать завалы, но быстро поняла, что это совершенно невозможно сделать в одиночку, да и вряд ли возможно вообще.
Стало ясно, что остатки некогда длинного, по всей вероятности, прохода нынче всего лишь соединяют погреб с холмом в лесу. Я поискала ответвления, но стены были заложены плотно, и на всем протяжении подземелья мне не удалось найти и намека на скрытые двери.
Я осторожно расспросила доктора и узнала, что время основания крепости датируется шестнадцатым веком, а вот об ее исчезновении почти ничего не известно. Вероятно, она постепенно пришла в запустение, время и люди превратили ее в руины, а стихии понемногу разметали и уничтожили то, что уцелело.
– Неужели совсем ничего не сохранилось? – огорчилась я.
– Совершенно ничего. Вероятно, и крепость была небольшой, и место для нее оказалось выбрано стратегически неправильно, отчего она не могла выполнять свою роль. Одно время я подозревал, что холмы в лесу, нетипичные для данной местности, могли быть оставлены нашими далекими предшественниками. То есть они не природного происхождения!
– И что же? – с забившимся сердцем спросила я. – Нашли подтверждение этой гипотезе?
– Сколь ни печально, не нашел. Я попытался раскопать парочку, выглядевших наиболее многообещающими, но потерпел фиаско. Земля и глина, глина и земля, и ни намека на захоронения.
При этих словах доктор вздохнул тяжело, а я – облегченно.
– Пришлось мне, Лилечка, признать, что это не курганы и что от крепости действительно остались лишь краткие упоминания в местных летописях. Но отчего вы, дорогая моя, вдруг проявили такой интерес?
Мне показалось, что Леонид Сергеевич ожидает моего ответа с чувством, более сильным, чем простое любопытство.
– Меня всегда интересовала история, – соврала я, стараясь не краснеть. Доктор – приятный человек, любезный и участливый, и мне неловко обманывать его.
– Ну-ну, – неопределенно пробормотал Леонид Сергеевич, и я торопливо попрощалась с ним, надеясь, что он тут же забудет, о чем мы с ним говорили.
Но, идя к дому, чувствовала, что он не спускает с меня глаз, и пожалела о своих расспросах.
Шестнадцатый век… Трогая каменную кладку, я испытывала благоговение перед людьми, строившими тоннель: творение их рук (пусть и не все, а его небольшая часть) пережило такую бездну времени и осталось практически в первозданном виде.
Каждое утро, улучив подходящий момент, я срывалась из дома и исчезала. Клара Ивановна лишь на второй день спохватилась, что вместо четырех подопытных кроликов перед ней машут ушами трое, и, как только я вернулась, резко спросила, где я шляюсь.
Я объяснила, что гуляла по лесу. Это было не так уж далеко от истины. Наверняка Клара запретила бы мне это невинное развлечение, но тут вмешался Олег и сыграл мне на руку: скорчив такую физиономию, как будто его заставили съесть лимон, он осведомился, кто позволил мне уходить без предупреждения. Клара Ивановна, не упускающая ни одного шанса столкнуть нас всех между собой, незамедлительно вмешалась и отчитала Олега, сказав, что отныне я могу уходить куда угодно и сколь угодно надолго.
