Никакого ножа не надо.
Нет, Жаик не стал бы так нелепо орудовать ножом. Зачем нож,
если руки с легкостью могут выполнить функции любого оружия — и холодного, и
огнестрельного. А следователь, который ведет дело Жеки, сказал мне, что работал
непрофессионал.
С другой стороны, это ровным счетом ничего не значит.
Непрофессионал никогда не сможет прикинуться профессионалом. А если наоборот?
Профессионалу ничего не стоит закосить под дилетанта, если
потребуется замести следы. А Жаику с его восточным хладнокровием только следы и
заметать. Даже если он не убийца, то все равно что-то знает о смерти Жеки.
Иначе к чему эти туманные предостережения?
"Держись подальше от всего и не болтай. Не повторяй
чужих ошибок”.
Интересно, чьих ошибок я не должна повторить? Жекиных?
"Иначе будет очень плохо. Очень”.
Он прав, я дура, давно нужно было купить диктофон. Если
запись подобного разговора положить на стол Марича, Жаику может не
поздоровиться.
Я повернула ключ зажигания и запустила двигатель. Пора
возвращаться домой, в логово, зализывать раны. Пора признаться себе, что ветка
параллельного расследования, которое я предприняла на свой страх и риск, увяла
и не принесла плодов. Мои литературные товарки из собакинских детективов были
куда прозорливее. Перемахнув мост, я свернула на набережную у “Театра-Буфф”„и
покатила по недавно уложенной трассе. Жаик не выходил у меня из головы. И дело
было даже не в словах, которые он сказал мне. Дело было в нем самом.
Брутальная фигура.
Бывший чемпион и бывший телохранитель. Непроницаемое
восточное лицо, спокойствие Будды и реакция игрока в пинг-понг. Классический
тип абсолютного злодея. Он слишком похож на убийцу, чтобы быть им. Он похож на
убийцу, но не похож на самостоятельного игрока. Вот в чем дело.
Культовое животное в тотеме охранников, отличный
исполнитель, но вряд ли способен на многоходовые комбинации. Я тоже не способна
на многоходовые комбинации и поэтому не представляю для него никакой опасности.
Да, я не представляю для него никакой опасности. Еще и потому, что не знаю
главного. Чего-то такого, что знала Жека. Именно поэтому я так легко
отделалась. Вяло разогнавшись до девяноста, я анализировала наш разговор в
“Иргизе”. По большому счету, я не сказала ничего такого, что могло бы его
по-настоящему встревожить. Я всего лишь подруга знакомой ему женщины. Подруга,
которая предполагает, что у этой женщины и телохранителя были какие-то
отношения. Подруга, которая имеет в руках доказательство этих отношений.
Подруга, которая возмущена черствостью казаха. Подруга, которая жаждет вернуть
ему браслет.
И больше ничего.
Будем считать, что мне повезло. Если, конечно, казах не
доложит о нашей встрече в свою небесную канцелярию. За ним стоит умница Юхно,
не надо об этом забывать. Завтра же расскажу о Жаике Маричу, и дело с концом.
Пусть сам его трясет. Подумав о Мариче, я облегченно вздохнула. И снова
переключилась на казаха. Все-таки между Жаиком и Жекой были какие-то отношения.
Жека серьезно задела его, иначе он никогда не подарил бы ей фамильный браслет.
И в его отказе взять безделушку обратно было что-то трогательное: он больше не
хотел отдавать его. Ни одной женщине.
Индийское кино, да и только. Ей-богу.
Интересно, как он ухаживал за Жекой? Наверное, точно так же,
как ухаживал за своим покойным хозяином: ходил на мягких лапах вокруг да около,
обозревал пространство на триста шестьдесят градусов и бдительно не закрывал
глаза при поцелуях… Хозяина он не уберег. И понравившуюся ему женщину — тоже.
Не так-то ты и хорош, Ж.Б. Назыркулов.
…Эта машина болталась в зеркале заднего вида уже с добрый
десяток минут. Сначала я не обратила на нее никакого внимания: несмотря на
поздний час, по набережной шастало достаточно автомобилей. Но потом ее
присутствие в моем зеркале стало навязчивым. Она не приближалась и не
удалялась, она шла за мной, как привязанная. Я попыталась отогнать дурные мысли
и свалить все это на события последних дней: слишком уж ты заигралась в
частного детектива, голубушка Катерина Мстиславовна. Но ничего не получилось —
машина неотступно следовала за мной. Я сбросила скорость до шестидесяти, и
неизвестный мне водитель с радостью сделал то же самое. Я ушла с набережной в
сторону шоссе Революции — и он повторил мой маневр Проехав проспект Блюхера, я
свернула на Металлистов — машина не отставала.
Еще пять минут я тряслась по Кондратьевскому (бедная
снегиревская подвеска!), потом снова была набережная, Литейный мост и три горки
до Дворцовой площади. На горках у меня проваливалось сердце, как в воздушных
ямах, но даже и после них проклятая сердечная сумка не стала на место.
Машина шла за мной. Никаких сомнений не оставалось.
Боль в шее, казалось бы, давно улегшаяся, вспыхнула с новой
силой. Кроме этого, у меня засосало под ложечкой. Разглядеть марку машины в
черной дыре ночи не представлялось никакой возможности, но я была почти
уверена, что это Жаик. Или люди Жаика. Люди, которые настроены не так
благодушно. И ленивый захват, проведенный казахом в кафе, — всего лишь
цветочки. Ягодки еще впереди.
Через мост Шмидта я вернулась на Васильевский и принялась
бесцельно кружить по острову. Бензина хватит еще километров на сто, а потом…
Потом “хвост” подтянется ко мне и начнет напропалую вертеть собакой. Я
успокаивала себя тем, что если бы незнакомый водитель хотел приблизиться ко
мне, то давно бы приблизился.
Но он держался на почтительном расстоянии.
И лишь когда я вывернула на свою родную Пятнадцатую линию,
расстояние между нами начало стремительно сокращаться. Остановить машину сейчас
и подняться к себе — в квартиру, где спят дети, — показалось мне верхом
безумия. Я проплыла мимо своей парадной и припарковалась чуть дальше, у
маленького скверика с детской горкой и тарзанкой: обыкновенным куском каната с
привязанной к нему палкой. На этой тарзанке всегда висел по меньшей мере с
десяток младших школьников. И еще ни разу я не рассматривала ее с точки зрения
лобного места. Но чем черт не шутит, приглашение на казнь может последовать в
любой момент…
Машина приблизилась вплотную, и я наконец-то смогла
разглядеть ее.
Вполне приличный “опелек”.
С гораздо большим энтузиазмом я восприняла бы сейчас даже
битую “девятку” Жаика. Во всяком случае, я была готова к ней. А к “опельку”,
возникшему, как демон мщения, как тать в ночи, я была не готова абсолютно. Я
даже не могла разглядеть, сколько людей находится в машине. “Опелек” погасил
фары, хлопнула дверца, и водитель двинулся ко мне. Оцепенев от страха, я
наблюдала за его силуэтом. Водитель прошил зеркало заднего вида навылет и
нарисовался возле моей дверцы. Я даже не могла повернуть головы.
Дурацкой рыжей головы, в которую в следующую секунду полетит
отличная свеженькая пуля.
— Доброй ночи, Катя, — я сразу узнала этот голос и
даже почувствовала легкую досаду.
